День рождения - [72]
В зале жужжал вентилятор, и временами он больше воспринимал его неумолкающий шелест, чем собственные слова, которые приходили на язык автоматически и текли, как полноводная река, но при этом оставались ему чуждыми, безразличными. Иногда он читал собственные статьи с чувством, что он их никогда не писал, что он смотрит на текст такой же безличный, как прогноз погоды в газете. Я ни разу ничего не открыл, вдруг пришло ему на ум, и то, что я говорю, я говорю только потому, что от меня ждут, чтобы я что-нибудь сказал. И чем чаще я это повторяю, тем больше мне кажется, что я — как выразился мой дорогой коллега в белом смокинге на коктейле в мюнхенском «Гранде» — «говорю небезынтересно». Кто станет утверждать обратное? Может быть, кто-нибудь из присутствующих выскажет свои сомнения? Он поймал себя на том, что чуть не произнес вслух эти вопросы, поддавшись их пьянящей провокационности, но у него не было сил перекричать жужжащий вентилятор, он не мог преградить путь потоку слов, которые, возможно также по вине искажающего звук репродуктора, звучали в тональности, ему не свойственной, лишая его последних остатков равновесия. Он весь сжался за трибуной, словно искал в ее монолите защиту от бури, словно хотел в ней укрыться от разбушевавшейся стихии, от молний, огненными мечами косящих зеленые травы, не оставив неопаленной ни единой травинки, от ледяного душа, от которого в жилах стынет кровь. «Зайчик-ушастик, смотри не зевай, смотри не зевай. Не ходи возле кустов. Обходи кусты стороной. Беги от кустов. Кусты — это охотник. Кусты — это тьма. Пиф-паф! Не попал. Голова цела».
«Выпей воды, — услышал он голос Бироша. — У тебя еще есть время. Куда ты так торопишься?»
«Нет, у меня уже нет времени, — хотел он сказать. — Уже нет времени. Поэтому мне надо торопиться. Чем меньше его у меня, тем больше мне надо торопиться… Вам не встречался тут поблизости охотник?»
4
Все были в сборе. Он никогда не думал, что в его кабинете может уместиться целый институт. Они стояли полукругом, пятнадцать праздничных лиц, пятнадцать белых воротничков, пятнадцать галстуков — от темно-карминного до бело-зеленого в полосочку. Только шестнадцатое лицо, принадлежавшее его секретарше Ивете, было закрыто вторым букетом красных гвоздик. Он вдыхал их сладкий аромат, напоминающий о торжествах. От него щекотало в носу, хотелось чихнуть, но он сдержался, стоял неподвижно, как статуя, с каменным лицом, полный решимости не показать ни малейших признаков душевного волнения.
— Наш дорогой Томаш, — услышал он голос Штёвика, своего заместителя, который наверняка был главным постановщиком этой кошмарной сцены. — Милый наш шефуля!
Томаш содрогнулся. Это обращение он ненавидел, оно казалось ему дешевкой, карнавальной личиной, укрывшись за которой можно вечером наносить и принимать удары, чтобы утром никто не чувствовал себя оскорбленным — в худшем случае головная боль от пьяной и бессонной ночи.
Они с Верой жили тогда вместе уже второй год. Поздно вечером, возвращаясь из кино, они зашли в маленький бар-«эспрессо». Томаш чувствовал, что грузинский коньяк, который уже в третий раз ставил перед ним хромой официант, ударил ему в голову. Вера потягивала через соломинку вермут, поигрывая кубиком льда, и как будто предчувствовала готовящуюся атаку.
«Я не виню тебя за то, что у нас не может быть детей, — сказал он с удивившей ее легкостью. — В самом деле не виню. Не могу себе представать, чтобы в нашей квартире кто-нибудь вертелся под ногами. Я хочу работать. А моя работа требует сосредоточенности. Абсолютного спокойствия. Меня никто не должен отвлекать».
«Тебя никто и не отвлекает», — сказала недоуменно Вера.
«Я больше не могу, — сказал он со вздохом, — я больше не могу. У меня ничего не получается».
«От меня тебе вряд ли будет помощь, — сказала она, — но не думай, что в кандидатской диссертации открывают Америки».
«Знаю», — сказал он с благодарностью.
«Так чего же ты хочешь?»
«Твой отец хочет от меня чуда».
«Чепуха, — успокаивающе сказала Вера. — Я его знаю. Он строг, но чудес не ждет».
«Так почему он мне не верит? Почему не поможет мне?»
Томаш сознавал, что все глубже залезает в ловушку. Если сначала он видел в Барте точку опоры, залог своей успешной карьеры, то со временем стал понимать, что ситуация скорее обратная: многие коллеги сразу его обошли, добились первых успехов, росла их уверенность в себе, укреплялось общественное положение. Он же топтался на месте. Именно потому, что Томаш был Вериным мужем, Барта с недоверчивостью принимал каждую его инициативу.
«Люди всякие есть, — сказал он как-то, — если я не буду критичен по отношению к тебе, они будут критичны по отношению ко мне».
Томашу все было ясно: позицию Барты он не мог назвать принципиальной. В ней был лишь страх за собственную репутацию. Боязнь того, что о нем подумают другие. Тогда он ставил ему это в упрек, теперь он его понимал. С чего бы человеку все время беспокоиться о том, что скажут другие? Но можно ли жить без оглядки на этих других? Можно ли жить только сам по себе? Он стиснул зубы. Но он так же хорошо понимал, что нельзя всю жизнь прожить со стиснутыми зубами. Должен настать момент, когда ему удастся наконец отвалить камень, и он погрузит голову в чистый источник, и станет большими глотками пить воду за все дни жажды и страданий. Но чем старше он становился, тем меньше в это верил. И все-таки он не терял надежды, что настанет час жатвы, час, когда он сможет сказать: вот мои накопления, припишите к ним проценты, высокие, заслуженные проценты. Но час жатвы все не приходил, и он начал склоняться к мысли, что, возможно, и этот час придуман человеком, как придумано им рождество, для того чтобы предаться краткой и ограниченной иллюзии о бесконечных щедротах и безграничном изобилии.
С известным словацким писателем Йозефом Котом советский читатель знаком по сборнику «День рождения».Действие новой повести происходит на предприятии, где процветает очковтирательство, разбазаривание государственных средств. Ревизор Ян Морьяк вскрывает злоупотребления, однако победа над рутинерами и приспособленцами дается ему нелегко.Поднимая важные социально-этические вопросы, отстаивая необходимость бескомпромиссного выполнения гражданского долга, писатель создал острое, злободневное произведение.
Реальность — это то, что мы ощущаем. И как мы ощущаем — такова для нас реальность.
Я был примерным студентом, хорошим парнем из благополучной московской семьи. Плыл по течению в надежде на счастливое будущее, пока в один миг все не перевернулось с ног на голову. На пути к счастью мне пришлось отказаться от привычных взглядов и забыть давно вбитые в голову правила. Ведь, как известно, настоящее чувство не может быть загнано в рамки. Но, начав жить не по общепринятым нормам, я понял, как судьба поступает с теми, кто позволил себе стать свободным. Моя история о Москве, о любви, об искусстве и немного обо всех нас.
Сергей Носов – прозаик, драматург, автор шести романов, нескольких книг рассказов и эссе, а также оригинальных работ по психологии памятников; лауреат премии «Национальный бестселлер» (за роман «Фигурные скобки») и финалист «Большой книги» («Франсуаза, или Путь к леднику»). Новая книга «Построение квадрата на шестом уроке» приглашает взглянуть на нашу жизнь с четырех неожиданных сторон и узнать, почему опасно ночевать на комаровской даче Ахматовой, где купался Керенский, что происходит в голове шестиклассника Ромы и зачем автор этой книги залез на Александровскую колонну…
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.