День рождения - [10]
— Вот она, нынешняя молодежь, — вздохнул Кравярик. — Я-то в молодости каждое лето посещал цирк. И это, с вашего разрешения, я еще должен был выслужить. Да как! Это вам не шуточки!
Он осведомился о моей фамилии, возрасте и личных интересах. Я не знал, что ответить на последнее.
— Нет у меня никаких личных интересов!
— Правильно, — изрек Кравярик. — На бой со львами надо выходить с чистой головой. Все из нее выкинуть. Короче, избавиться от всяких там фиглей-миглей.
— Что же мне надлежит делать? — преувеличенно вежливым тоном осведомился я. — Куда вы меня определите?
— Увидим.
Тут подъехал раздрызганный грузовик. Кравярик подозвал приземистого чернявого парня в тесной майке и обменялся с ним несколькими словами. Затем, обращаясь ко всей группке парней, громко объявил:
— Это укротитель Педро. Он будет вашим командиром.
Чернявый парень низко поклонился. По тому, какую он при этом принял позу, я догадался, что он и есть тот циркач, который каждый вечер кладет голову в львиную пасть. Мы влезли в кузов, где уже лежали кирки и лопаты. Грузовик рванул через площадь, встречный ветер чуть не опрокинул нас. Мы ухватились за борта, расписанные львиными мордами. Люди на тротуарах махали нам платочками. Мне даже показалось, что среди них стоит моя вчерашняя знакомая и тоже машет платочком. Но на такой скорости трудно было что-либо разглядеть. Нас привезли за город. Мы высадились на широкой лужайке, которая знойными летними воскресеньями служила горожанам местом отдыха.
— Здесь надо копать. Ров, — сказал Педро.
— Где? — спросил я.
— Где угодно.
Мы заспорили, с какого места начинать, какой глубины и ширины должен быть ров, вообще обо всем, что связано с выемкой грунта. В конце концов Педро предложил, чтоб каждый копал, где хочет.
— Нигде не сказано, что ров должен быть общим, — заявил он. — Вот и копайте каждый сам по себе.
Это предложение было встречено криками одобрения, и мы азартно приступили к делу. Я выбрал местечко, где трава пожиже, но вскоре пожалел: почва здесь была каменистая.
Часу не прошло, примчался на мотоцикле парень с белой повязкой на рукаве.
— Чего это вы делаете? — мрачно осведомился он, подходя к нам.
— Копаем, — ответил Педро.
— Не нужно, — заявил парень с белой повязкой. — Решили, что ров ни к чему.
Мы удивленно воззрились на него.
— В общем, ни к чему это, — повторил он, опуская глаза. — Выяснилось, что лев может перепрыгнуть через ров.
Мы снова залезли в грузовик и вскоре уже были на площади. Кравярик лично каждому жал руку и взволнованно благодарил.
— Если вы нам снова понадобитесь, верю, что придете, — сказал он дрогнувшим голосом.
Шли дни, а львы не появлялись. Зато они стали предметом разговоров в кафе, на службе и даже в высших инстанциях. Широкий отклик получило выступление в печати некоего академика, писавшего: «Критическим стало положение человека в нынешнем мире. Нарушена преемственность человеческого сознания, оборвались последние нити, связывавшие его с прошлым, настоящим и будущим. Стоит человек, нагой и осиротелый, и все же с невероятной силой осознает он серьезность данного момента: надвигаются львы. Мы не знаем, кто их послал, но знаем, что явились они не просто так. Они явились, чтобы обновилась утраченная гармония, чтобы мы возродились через ощущение трансцендентности…» — дальше я не стал читать. Этот академик невдолге заделался лидером нового философского направления — левистики. И как некогда на звуки твиста, стала теперь стекаться молодежь в закрытые аудитории, чтобы с религиозным благоговением дискутировать о смысле льва.
Состояние тревоги проявлялось не только в непомерном развитии интеллектуальной активности. Двинулись в поход и работники просвещения, за короткое время наводнившие книжный рынок пособиями вроде следующих: «Лев — царь пустыни (на правах монографии)», «Как отличить африканского льва от домашней собаки?», «Нравственна ли борьба против львов? (Размышление в свете левистики)», «Левистика как мировоззрение»… В конце концов львы стали нашими безмолвными неотъемлемыми спутниками. Они были всюду: в газетах, в роскошных журналах, в еженедельниках киноискусства, на спичечных коробках. В метриках новорожденных существенно возросло число таких имен, как Лев, Лео, Львослав, Леопольд.
Потом произошел скандал с Кравяриковыми «левоборцами». Кравярик, используя свою общественную функцию, ввел обязательную стрижку добровольцев, которую производил лично. Под тяжестью доказательств он признал, что поддался инстинктам и страстям, и подал прошение об отставке. Он вернулся в свою парикмахерскую, но ничто уже не могло спасти дискредитированное движение «левоборцев». Да никто и не пытался его воскресить. Но в это же время ринулся в наступление Тимко, у которого вдруг открылись недюжинные командирские способности. В какой-то периферийной газетенке ему удалось опубликовать воззвание — о том, что в годину тяжких испытаний городу остается одно спасение — «левобрана». И вскоре к нам в учреждение повалили письма от мужей доблестного сердца, так что по причине столь обширной переписки Гантаку пришлось совершенно освободить Тимко от его служебных обязанностей. А через несколько дней Гантак заявил, что в наше время нет более важной задачи, чем борьба против львов, и откомандировал меня — временно — в помощь Тимко. С тех пор я каждый день послушно разбирал обильную почту «левобраны» и рассылал ободряющие послания, исполненные боевого задора и скромно подписанные: «Тимко, командир городской левобраны».
С известным словацким писателем Йозефом Котом советский читатель знаком по сборнику «День рождения».Действие новой повести происходит на предприятии, где процветает очковтирательство, разбазаривание государственных средств. Ревизор Ян Морьяк вскрывает злоупотребления, однако победа над рутинерами и приспособленцами дается ему нелегко.Поднимая важные социально-этические вопросы, отстаивая необходимость бескомпромиссного выполнения гражданского долга, писатель создал острое, злободневное произведение.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.