— А-а! — успокоился губернатор. — М-да... Ну, поздравляю, поздравляю!..
Ротмистр щелкнул шпорами.
После завтрака, когда все разъехались от его превосходительства и не было никого посторонних, губернаторша, вздохнув и закатывая глаза, с упреком произнесла:
— Вот видишь, как везет человеку... Теперь граф удостоится новой монаршей милости, а ты и нынче к новому году не получил звезды... Обидно!
Его превосходительство растерялся, пожевал губами, потер пальцем ногти правой руки и невпопад ответил:
— Голубушка, так ведь я же не распоряжаюсь этими, м-да... террористами! Чем же я виноват?!..
— Ничего не знаю! — возразила генеральша. — У других все удача и удача, а ты без всякого движения!..
47
Павел по дороге в тюрьму был еще раз избит и в тюрьме нескоро пришел в чувство. Очнулся он, ощущая невыносимую боль в голове и в груди. Очнулся — и не мог понять, что с ним, где он. Тюремная одиночка была тускло освещена, и нельзя было понять, что на дворе: день или ночь. Со стоном повернул Павел наспех и неряшливо забинтованную голову и, приподняв запухшие веки, взглянул вверх. Под самым потолком, в узкой нише намечалось небольшое, забранное толстыми железными решетками окно.
«Тюрьма!» — мелькнуло в сознании Павла. Когда же и где его взяли? В голове шумело, боль во всем теле, особенно в затылке, была нестерпимой. Павел вскрикивал, метался, стонал.
В таком состоянии его поволокли на допрос в тюремную контору, где в отдельной комнате собрались Максимов, полковник из отряда Келлера-Загорянского, прокурор. И только здесь на мгновенье Павел вспомнил: подъезд губернаторского дома, подъезжающая тройка, высокий генерал в шинели с меховым воротником и боль, острая, нестерпимая боль...
Допрашивал полковник. Максимов только изредка вставлял несколько слов. Полковпик кричал и требовал одного:
— Где сообщники? Сообщи их имена!..
Павел не отвечал. Он впал в забытье. Ротмистр поднялся из-за стола, подошел к нему, наклонился и брезгливо поморщился.
— Придется отложить. Нужно дать ему оправиться. В таком состоянии мы ничего не добьемся от него.
— Зачем миндальничать с ним?! — грубо закричал полковник. — Вот как раз теперь-то он и разговориться может... Я настаиваю на продолжении допроса!
Ротмистр, украдкой усмехнувшись, пожал плечами.
Допрос продолжался. Но от находившегося в беспамятстве Павла так ничего добиться и не смогли. Его снова унесли в камеру и снова в редкие минуты возвращения к нему сознания видел он кусочек решетчатого окна и мучительно старался припомнить, что с ним было...
Ротмистр уехал к себе в охранное. Там дожидался его засекреченный сотрудник. Он встретил Максимова самодовольной улыбкой.
— Как по нотам разыграно? — фамильярно прищурился он. — Молодой человек шел на поводу... Вот что значит — дать плоду созреть! И вкусно, и никакой оскомины, и само падает с дерева!..
— Само ли? — рассмеялся ротмистр.
— Ну, конечно, слегка пришлось потрясти ствол... Молчит? — сразу согнав улыбку с лица, осведомился он.
— Поневоле будет молчать: его так обработали, что он еле жив.
— Досадно... — огорчился сотрудник. Но тут же лукаво усмехнулся: — Впрочем, вряд ли его показания дали бы по этому делу что-нибудь интересное.
Ротмистр молчал. Собеседник его проследил за ним холодным взглядом. Неожиданно взгляд этот стал острым, и недобрая усмешка раздвинула его губы.
— Еще одно... Мне кажется, что напрасно ваши люди помешали ему выстрелить. Ну, хоть бы один какой-нибудь выстрел!.. Тогда бы эффект получился сильнее!..
Ротмистр продолжал молчать.
— Да-а... — наконец, заговорил он. — Ну, оставим пока это дело. Вы знаете, у нас до сих пор нет никаких нитей к комитетам, к типографии. А они продолжают существовать и действовать... За последние три дня в обращении появились две свежие прокламации местного происхождения. Затем никто из комитетчиков нами не освещен и не задержан. Мы потеряли всякие следы их лидера, этого Старика, который ненадолго вылезал на свет божий, а потом опять нырнул в подполье...
Засекреченный сотрудник нервно закурил. Он почувствовал скрытый упрек в словах ротмистра. И, желая уязвить ротмистра, он между двумя затяжками медленно вставил:
— У вас там набрано... Много народу. Надо добыть осведомителя...
Вспомнив семинариста и тщетные попытки склонить его на провокацию, Максимов сердито вспыхнул:
— Прошу без ненужных советов!..
— Ради бога! — прижал руку к сердцу сотрудник, слегка приподымаясь. — Ради бога! Я вовсе не с советами, Сергей Евгеньевич!.. Ради бога!..
Максимов перекинул нога на ногу, отчего шпоры на его каблуках приятно зазвенели.
— Предлагаю вам, — деловито и сухо произнес он, — напрячь все силы и способности и понудить ваших помощников заняться лучшим освещением революционных комитетов!
Засекреченный сотрудник выпрямился и, пряча раздражение, с видимой и подчеркнутой готовностью подтвердил:
— Все будет сделано!.. Все, непременно! Нащупаем! Найдем!..
Перед уходом сотрудник сдержанно и осторожно напомнил:
— Простите, Сергей Евгеньевич, не сочтите за вмешательство... Там среди арестованных имеются Лебедев и Антонов. Уверен, что они комитетчики. Надо бы прикрепить к ним человека.
