День Расы - [16]

Глушитель прикручен к пистолету. Вот здесь предохранитель. Патронов почти полная обойма, объясняет Колючка.

Мои руки не дрожат.

— Я должен импровизировать? — спрашиваю я.

— Все в твоих руках. Действуй.

Место, куда мне предстоит пойти, находится в семи метрах от обочины. Я смотрю на павильон, торгующий цветами. В разноцветных благоухающих зарослях маячат два черных лица.

Колючка бросает мне на колени черную шапку-маску с прорезями для глаз, носа и рта. Эта вещица весьма кстати. Ее надевать мне еще никогда не приходилось.

Действуй же!

Действуй!

Действуй!

— Мне нужно кого-то убить сегодня?

— Я не отдаю тебе таких приказов, — говорит великан. — Если инструкции о проведении точечной ликвидации придет сверху, тогда другое дело. Решай. Проявляй инициативу.

Колючка едва не силой выталкивает меня из машины, веля бутылку пива оставить здесь. Я делаю глоток, выхожу. Вокруг почти никого нет. Великан сказал, что павильон этот не оборудован тревожной кнопкой. Ничего такого опасного. Нет и камер слежения. Если только никто из двух продавцов не успеет позвонить по сотовому. Но у тебя же пистолет, улыбается Колючка, а это круче, чем мобила, так? Конечно.

Мысли летчика-камикадзе.

На тебя несется палуба американского авианосца. Считанные метры.

* * *

Он ведь и в самом деле вышел. Стоило на него надавить чуть посильнее, и сопротивление сломалось. Точнее, не на него, а на его жену.

Павильон не полностью стеклянный, к тому же его закрывают с трех сторон деревья. У крыльца стоит голый продавец. Голый, босой, а на груди у него табличка. Прямоугольный кусок картона, на котором написано черным маркером: «Пособник оккупантов».

Кретин — не мог не допустить ошибку. «Пасобник». Картонка держится на куску шпагата, пропущенного через отверстия в углах.

Задание у голого такое: выйти из павильона и пройти квартал, потом вернуться обратно.

Если он не возвращается через десять минут, я убиваю его жену.

Если он бежит в милицию, я убиваю его жену.

Если что-нибудь еще произойдет, я убиваю его жену.

Я сказал, что за ним будут внимательно следить.

Мы с женщиной в темноте, сидим по ту сторону прилавка, глядя друг на друга. Меня закрывают бутоны и стебли каких-то цветов. Запах лезет в ноздри, хочется чихать. Я смотрю наружу. Видна машина Колючки, она трогается с места и медленно следует вдоль обочины за голым продавцом. Голый идет, закрывая свое жалкое достоинство, затерявшееся в растительности между ног. Трусит по асфальту, испытывая вселенский ужас. Что окажется сильнее: ошеломляющий стресс от подобного стыда или боязнь за свою женщину? Надеюсь, Колючка понял мой замысел.

В сумерках уродливая фигура продавца походит на инопланетянина. Довольно быстро он скрывается из поля зрения. Десять минут. Время тянется. Где-то прохожие начинают открывать рты от удивления.

Рот женщины залеплен прозрачным скотчем, он блестит в слабом мерцании, пробивающемся снаружи. Глаза тоже блестят, от слез. Она шмыгает носом.

Первым делом я приказал им выключить в павильоне освещение. Со стороны весьма хорошо видно, что человек в маске зашел не за тем, чтобы купить букет цветов.

— Быстрее, — говорю я мужчине и перепрыгиваю через прилавок. Как партизан, прячусь в зарослях. В павильоне стоит удушливая атмосфера. В таком смешении запахов немного кружится голова.

Идея созрела у меня сразу, как только я вошел. Я приставляю дуло женщине к виску. Заткнись, говорю. А ты иди закрой дверь и повесь табличку, что закрыто. Рядом с женщиной-южанкой стоит тощий субъект с гусиной шеей и уродливым кадыком. По его глазам видно — он готов безоговорочно подчиняться.

— Фамилия!

Женщина называет мне свою фамилию. Все верно, армянка. За моей спиной тощий субъект запирает павильон.

— Только ничего нам не надо делать! — говорит она.

Заткнись.

— А ты!?

Тощий уже перелез обратно, как я ему приказал. Тут я не ошибаюсь тоже. Он — настоящий еврей. Неправильную голову щедро украшают смоляно-синие кудряшки. Глаза черные как душа банкира. Даже сквозь цветочное благоухание я ощущаю его запах. Так пахнут только истинные евреи.

Большую часть его лица составляет огромный горбатый нос. Этим он похож на свою женщину.

Сейчас в темноте не видно, но у нее под носом черные усы. Она будет отрывать скотч вместе с ними.

Еврей смотрит на меня, молчаливо спрашивая, что же дальше. В углу за прилавком лежат большие картонные коробки, я указываю еврею на них.

— Оторви прямоугольный кусок и напиши на нем то, что я скажу.

— Ладно, — тут же соглашается он.

— Вы что, любовники? — спрашиваю я.

Армянка мотает головой.

— Что? Говори!

— Мы женаты, — выдает она тайну.

Ничего сенсационного. Генерал говорил, что методика подрывной деятельности армян на русских землях не отличается от еврейской. Тотальный контроль над ключевыми точками. Контроль над финансами. Павильон с цветами — символ сращивания двух небелых антирусских фронтов.

Эта парочка мечтает о том, как сюда ворвутся горбоносые парни, их родственники, и храбро дадут отпор русскому ублюдку.

Еврей стоит с картонкой в руке. Не знает, что делать. Я спрашиваю у них, почему вдруг они решили пожениться и почему у них разные фамилии. Никакого ответа. Похоть ничем невозможно оправдать. Животное не несет ответственность за свои действия. Похоть. Благодаря ей совершаются расовые преступления.