День расплаты - [64]

Шарлотта покачала головой. Потом она вспомнила про «Верди», материале из соломы, о котором столь беспокоился Дэвид. «Какого черта, — подумала она, — компания все равно пропала».

— У них есть заменитель полистирола, из соломы, — проговорила она медленно. — Они измельчают солому и превращают ее в заменитель полистирола, он так же сохраняет тепло, но не наносит вреда окружающей среде.

Химик поскреб свой заросший подбородок пухлой бледной рукой.

— Он заменяет мономеры стирена?

Шарлотта пожала плечами.

— Тогда все ясно! Для «Дермитрона» «ГТ» нужны мономеры стирена. Они позволяют ему прилипать к поверхности, на которую его разбрызгивают. Иначе ничего не получится, поскольку человек может просто его смахнуть. Помните, как было в Ливане? Они использовали фосфорные бомбы, вещество прилипало к человеческой коже и продолжало гореть, даже когда люди уже умерли. Это и есть технология, основанная на мономерах стирена.

У Шарлотты скрутило желудок.

— Тогда зачем «ГТ» нужен заменитель мономеров стирена, если у них есть мономеры стирена? — спросила она. — Солома им вряд ли подойдет.

— Им не нужен заменитель мономеров стирена. Они хотят не допустить его появления на рынке. — Он произнес это, как почти нормальный человек с живым аналитическим умом. — Вы говорите, он пока на стадии разработки? — Шарлотта кивнула, и химик опять поскреб подбородок. — В таком случае «ГТ» нужна эта компания, чтобы остановить исследования. Если появится заменитель, то на пути к полному запрету во всем мире производства мономеров стирена не останется никаких препятствий. «Зеленые» борются за это запрещение уже много лет, вопрос о нем даже поставлен в ООН, но проблема в том, что требуется заменитель.

— Нет мономеров стирена, нет и «Дермитрона»?

Химик кивнул и с победным видом дернул себя за бороду.

Оставив хозяина квартиры заниматься спасением всего человечества, Шарлотта ринулась к телефону-автомату, из которого можно было позвонить по кредитной карточке. Она дозвонилась до Дика Зандера и спросила, могут ли они поговорить о «Дермитроне». Тот ответил, что с удовольствием расскажет ей о производимых корпорацией химикалиях для сельского хозяйства, но, вероятно, она предпочтет поговорить с вице-президентом, который возглавляет подразделение, занимающееся разработкой удобрений и пестицидов.

Услышав этот вежливый ответ, Шарлотта изо всех сил вцепилась в трубку и заскрежетала зубами. Когда она высказала предположение, что «Дермитрон» в действительности является нервно-паралитическим газом, добродушная усмешка исчезла из голоса Дика Зандера и тот заявил, что это просто нелепо. Его самоуверенности еще поубавилось, когда она сообщила, что у нее есть запись беседы с двумя людьми, которые могут опровергнуть его слова. Теперь настала ее очередь ухмыляться. Шарлотта повесила трубку на рычаг.

Шарлотта стояла, пряча голову под пластиковым пузырем, окружавшим телефон-автомат, и обдумывала, что делать дальше. Затем опустила монету в двадцать пять центов и позвонила сенатору Марку Сэндалу. Тот с жадностью набросился на новую информацию. Шарлотта повторила свою просьбу не упоминать в прессе о материале Стоуна, пока он не появится на рынке, и обещала, что сенатор будет первым, кто об этом узнает; тогда он может заработать столько политических очков, сколько захочет. Сэндал пригласил ее на обед, но Шарлотта отказалась со всей любезностью, на какую только была способна. Он призвал ее соблюдать осторожность — в этом чувствовалась его склонность к мелодраме, о чем говорил ей Скотт. Шарлотта повесила трубку.

Несмотря на совет Мориса забыть Дэвида, Шарлотта обязана была предупредить его об истинных намерениях «ГТ». Через минуту она уже говорила с автоответчиком Дэвида. Она сообщила оба своих телефона — в Эй-би-си и в отеле, затем, зажав в руке видеокассету, поймала такси и отправилась в студию, чтобы заняться гигантской редакторской работой. Двадцать минут спустя она сидела перед монитором с пакетом чипсов и диетической кока-колой, даже не подозревая, какой безумный переполох вызвали ее расспросы.

— Я хочу помочь вам в вашей борьбе, — произнесла женщина, стоявшая перед дверью его квартиры. — Мне сказали, чтобы я обратилась к вам.

Она говорила тихо, переминаясь с ноги на ногу, словно ей было неловко или она волновалась. Он тоже занервничал, но снял дверную цепочку и впустил женщину. Ему нужна была любая помощь, чтобы распространять листовки, устраивать пикеты и собирать подписи под петициями «Право на жизнь», поэтому он не стал прогонять единомышленницу, несмотря на позднее время.

Пока она неуклюже толклась в его маленькой прихожей, он разглядывал ее. Около сорока, примерно пять футов восемь дюймов, прямые, мышиного цвета волосы, собранные в хвостик, и полное отсутствие косметики на грубоватом лице. На ней был легкий летний плащ, в руке она держала брезентовый рюкзак. Но его больше заинтересовал треугольник плоти, видневшийся в вырезе ее расстегнутой у горла рубашки, и очертания полных грудей. Серебряный крест, словно искушение, притягивал его взгляд.

Женщина проследовала за ним в комнату, где он хранил пропагандистские материалы. Он собирался рассказать ей о предстоящем пикетировании клиники, где делают аборты, но ему вдруг пришло в голову сперва предложить ей чашку кофе или что-нибудь еще. Он не привык принимать гостей. Это было уже второе вторжение в его частную жизнь: сначала британская журналистка, теперь она.