День после ночи - [66]

– Все, хватит, – прошептала она.

Не глядя друг другу в глаза, они уложили тело на бок и закрепили веревкой. Теди колдовала над одеялом, пытаясь создать видимость, что Лотта просто спит.

– Хватит, – сказала Шендл. – Никто не станет интересоваться, почему она здесь осталась.

Через несколько минут дверь приоткрылась, и кто-то шепнул снаружи:

– Пора.

Шендл, Теди, Леони и Зора, переходя от кровати к кровати, стали осторожно будить арестанток:

– Просыпайся. Тсс. Не бойся. Мы уходим. Тише. Это побег. Одевайся. Все в порядке, просто не возись. Мы будем рядом. Ничего с собой не бери. И поживее.

Говорили они так серьезно и взволнованно, что никто вопросов не задавал. Одеваясь, женщины натыкались в темноте на койки и друг дружку, а Шендл, шепотом подбадривая их, сновала по центральному проходу. Зора помогла кому-то отыскать туфли, Леони — справиться с застежкой платья.

Эсфирь собралась первой и, аккуратно застелив постель, замерла в ожидании. Как ей и приказали, в руках у нее ничего не было, но она надела тяжелую шубу, из карманов которой торчали два серебряных подсвечника. Эсфирь повернула Якоба лицом к двери, чтобы он не видел Лоттину койку.

В сторону Лотты не смотрел никто.

Одевшись, все начали запихивать свой скарб в мешки и чемоданы.

– Нет, нет, – прошептала Теди, отбирая у какой-то девушки наволочку, набитую одеждой. – Нам нельзя ничего брать.

Леони пыталась урезонить другую, которая торопливо засовывала вещи в объемистый саквояж.

– Бежать придется в кромешной темноте. С багажом слишком опасно.

Когда Шендл увидела, что никто не обращает внимания на приказ, она кинулась вырывать из рук арестанток их скудные пожитки, пока одна женщина, крепко прижав к груди фотоальбом, не сказала:

– Если мне нельзя взять с собой мою семью, я остаюсь здесь.

– Прости, – сказала Шендл и кинулась к своей койке – за рюкзачком с фотографиями.

Кутерьма, связанная со сборами, резко прекратилась, когда где-то совсем рядом раздался громкий пронзительный вопль.

Все замерли. Но тревога не поднялась, не застучали ботинки, не зазвучали команды на английском языке. В бараке тихо заплакала какая-то девушка, но на нее тут же зашикали изо всех углов и быстро уняли.

Шендл едва дышала. Четыре бесконечно долгие минуты она не сводила глаз с часов на запястье – пока не отворилась дверь.

В дверном проеме появился силуэт человека с оружием за плечами.

– Торопитесь, дети мои, – произнес знакомый голос Гольдберга на идише. – Идемте, мои малышки.

Шендл первой вышла на улицу, за ней Зора, Эсфирь и Якоб. Леони остановилась было возле Лотты, но Теди положила руку ей на плечо и мягко подтолкнула к двери.

Женщины увидели, что их окружили пальмахцы в темной одежде и черных шапочках. Они были вооружены. Фигуры, едва угадывающиеся в темноте, жестами показывали, куда следовать – к дальнему концу лагеря. Женский барак был первым от ворот, а это означало, что бежать придется дольше всех.

Бойцы, избегая тусклых фонарей, зигзагом передвигались от одной тени к другой, огибая бараки, уборные и сараи. Зора увидела, как четверо пальмахцев тащат через плац в обратном направлении двух здоровенных поляков, с которыми она накануне разговаривала в клинике. У поляков были связаны руки, а рты заткнуты кляпами. Она обернулась, чтобы посмотреть, как их с черного хода заталкивают в санпропускник, но тут кто-то схватил ее за руку и втащил в тень у двери столовой. Там уже стояли Эсфирь с Якобом и девушки из их барака. Распластавшись вдоль стены, они прислушались. В отдалении застучали чьи-то шаги, но вскоре затихли.

Зора начала волноваться. Их группу, конечно, выведут в последнюю очередь. А может, о них вообще забыли? Или принесут в жертву англичанам, чтобы остальные смогли уйти. Якобу пришлось дернуть ее за рукав раза три, не меньше, прежде чем она обратила на него внимание. Он указал на исписанную дощатую стену, где среди имен и дат было выцарапано имя его матери: «Эсфирь». Зора погладила мальчика по голове. «С ним все будет хорошо, – подумала она. – Что бы ни случилось сегодня ночью, с ним все будет хорошо».

Минуту спустя из-за угла выглянул человек и все снова пришли в движение. Они гуськом пробрались к узкой дыре в заборе. Зора подумала, что женщины движутся удивительно быстро, учитывая, сколько детей и чемоданов они волокли с собой. Она пролезла за Эсфирью через неровное отверстие, оцарапав руки о колючую проволоку, когда раздвигала ее, чтобы Эсфирь не зацепилась своей шубой.

Проход, разделявший мужские и женские бараки, образовывали ряды проволоки, расположенные,  по меньшей мере,  на расстоянии двадцати футов друг от друга. Но Зоре показалось, что проволока смыкается вокруг нее. Она остановилась в замешательстве, глядя, как остальные несутся к северному забору, наклонившись вперед, точно бегуны-спринтеры. Горели не все прожекторы, поэтому люди, вбегая в тень, словно таяли в воздухе.

Скорее, скорее, за ними, лишь бы очутиться по ту сторону забора – а там будь что будет. Зора рванулась, обогнав Якоба и Эсфирь, лавируя между котомками и чемоданами, задевая винтовки пальмахцев. Она никогда не думала, что способна развить такую скорость. Скорее! Скорее!