День поминовения - [7]

— Не кричи, Ксюша, ой не кричи. И что за народ энти бабы. Солдат надо весело провожать, чтобы сердцу легче было. И чего плакать? Вскорости возвернемся. Наподдадим фашистам — кувырком полетят. Где уж немцу против русского мужика, правда, сынок? Ты гляди, мамку слушай, не балуй, ты теперь в семье мужчина, Витюшка и Полечка еще маленькие.

Трудно, ой трудно тебе будет, Ксюша, родимушка моя. Случай чего — уходите. Красавку берите с собой. От народа не отбивайтесь, что сельсовет скажет, так и действуйте. Ну это я так, на случай. Не дойдет немец до наших мест, отгоним его. Болтаю сам не знаю что.

Детишек береги, с Гришей построже, не убег бы куда, мальцы, они, знаешь, на войну заманчивые.

Ну, пора! Не держи меня, Ксюша. Глянь, оркестр налаживается, сейчас грохнет. Отпусти меня, Ксюша, поезд уйдет. Дай еще поцелую — ох и сладкая у меня жена! Ан нет, была сладкая, стала соленая. Ну улыбнись хоть разок на прощание, все ж на сердце полегчает.

Прощевай, прощевайте! Пиши папке, Гришаня, как адрес пришлю. Ну, будьте здоровы, чтоб все хорошо. Гудет,— бегу, бегу, не гуди! Вспомни, Ксюша, наши песни веселые — про Дуню с медведем, как пели. Пошел...

Нестройно грянул оркестр, и марш заглушил голоса, но они поднялись с новой силой — перекричать музыку. Паровоз взревел раз, другой, солдаты отрывались от своих, прыгали в вагоны, навстречу запаздывающим тянулись руки, еще гудок, еще, вагоны дернулись, лязгнули сцепления. Последние просьбы, всхлипы, приветы, слова утешения, пожелания, потянулись руки к теплушкам, руки из теплушек, замахали платки, кепки, женщины бежали за поездом, а он шел все быстрей и быстрей, и вот уж последней вагон скрылся за перелеском.

Толпа застыла на мгновение, но вот провожающие очнулись, засуетились, зашумели в деловой скороговорке, пошли к машинам, подводам — ехать в опустевшие дома, начинать новую жизнь, военную. А какой она будет, как обернется, никто не знал. И никто не ждал, что война так быстро подойдет к их дому.

Аксинья торопилась с сыном к колхозной машине, двое младших оставались у золовки, надо было их кормить, да и они с Гришаней проголодались.

Город спит. Полупрозрачная темнота короткой июньской ночи прикрыла дома, деревья, сады. Маленький город в сердцевине России. Город из дерева и камня, больше деревянный, чем каменный.

Только двое идут по улице — он и она. Он бережно поддерживает ее, временами остановившись, они пережидают минуту-другую, опять идут. Муж провожает жену в больницу. В родильном отделении они прощаются. Нянечка говорит, чтобы приходил утром, попозже. Жена просит не волноваться, выспаться, завтра воскресенье.

Последняя тихая ночь в городке. Утром на горожан рухнет страшная весть — война!

Вот уж мужчины стоят в больничном дворе под окнами. За белыми рамами женщины с младенцами на руках. Они хотят скорее домой — и те, которым обещана выписка, и те, которым только разрешено вставать.

Он стоит в стороне. Ему уже сказали: утром родился сын, хороший мальчик, четыре килограмма, жене вставать еще нельзя. Отец радуется, но сейчас ему одиноко. Что теперь будет с ними — с ним, с его семьей? Доктор объявил: всем уходящим на фронт разрешат проститься с женами, взглянуть на новорожденных.

Через три дня он пришел. Жена поднялась с постели, сын был при ней. Отец долго смотрел на личико с зажмуренными глазками, просил распеленать, оглядел всего, прочитал надпись на клеенке, привязанной к ручке, — имя жены и слова: “Мальчик, вес 4 кг, род. 22 июня 41 г. в 6 часов”.

Она спросила: какое имя дать сыну? Об этом говорили раньше, но то было другое время, а сейчас ей хотелось назвать ребенка именем мужа — Степан, — но сказать об этом она не решилась. Мать потихоньку вытерла глаза, пусть отец назовет сына, как хочет. Он ответил:

— Запиши Ильей, по обоим дедам. Пусть род наш не остановится.

В ту ночь, говорят, в России родилось много мальчиков.

И ОПЯТЬ: “ЕМУ НА ЗАПАД...” Лора Яковлевна

“Лора, птичка моя, уезжаю на фронт корреспондентом, а ты еще в Москве, может, выбраться будет нелегко. Вернешься, найдешь только мою записку, но знай, жена, что я думаю о тебе и жалею, что не могу обнять на прощанье. Война жестокая штука, что ж, придется привыкать.

О наших делах. Лильку перетащил вместе с одежонкой и игрушками к тете Соне. В детсад уплатил. За комнату не отдал, не хватает денег, мы уже должны за месяц. Отдай. Помни — наш штаб тетя Соня, пусть она всегда будет в курсе, чтобы не потерять друг друга.

Бодрись, Лорка! Мы с тобой дети Революции, пришло наше время защитить ее завоевания, теперь мы — солдаты революции. Оставляю тете Соне немного денег и ключ от нашей комнаты. Беспокоюсь за них из-за бомбежек. Надеюсь, ты скоро вернешься. Может, и придется вам уехать из Киева.

Не хандри, напишу непременно. Обнимаю, целую. Верю — увидимся.

25 июня 1941 г. Твой Левка”

Выехали из редакции фронтовой газеты на передовую, и больше о них никто не слыхал: пропали вместе с машиной — Лева, фотокорреспондент, водитель. Бомбежка, прямое попадание? На дорогах много воронок, обломков, трупов. Разбирать эти завалы некогда, мы отступаем, немцы преследуют, обстреливают, бомбят.