День поминовения - [9]

— Стреляют. Прижмись к стенке.

— Кто стреляет?

— Боже мой, что за ребенок! Не все ли равно кто? Стреляют, значит, могут убить. Помолчи, будем слушать. Ближе. Совсем близко.

Зазвенело стекло, упало несколько осколков.

— Лорочка, тебя не порезало?

— Нет, в меня не попало. Мама, а это больно, когда убивают?

...Петлюра? Красные? Белые? Лора Яковлевна не помнит. Киев, девятнадцатый или двадцатый год, ей семь-восемь лет.

Стены домов тогда были толще, прочнее, а оружие слабее. Дом мог защитить человека.

Содержать частный кабинет доктору Фогелю становилось все труднее. Доставать хорошие медикаменты было нелегко, вести расчеты с настороженным фининспектором — непросто, следить за жуликоватыми техниками-протезистами — утомительно. А зарабатывать надо было: две свояченицы, сестры покойной Лили, дочь, прислуга, без которой невозможно обойтись, а при теперешних нравах не успеешь оглянуться, появится и зять.

Яков Борисович угадал: зять появился рано, Лоре только исполнилось восемнадцать. Собственно, зять или не зять этот лохматый парень, долго не понимали в квартире Фогелей. Левка проводил там много вечеров, иногда оставался ночевать, к ужасу теток.

Лора уверяла теток, что Лева “просто товарищ и нечего разводить панику”, у них есть общие дела, они вместе готовят текст композиций для выступления “Синей блузы”.

— Но он старше тебя, он выглядит настоящим мужчиной,— волновалась тетя Сара.— Ночует у тебя, спит в твоей комнате.— У тети Сони набегали слезы.

— Ну и что? Что, я вас спрашиваю? Нет, вы безнадежные мещане. Если товарищ ночует у меня в комнате, то это непременно должно кончиться половой связью?

Тетки ужасались Лориной прямоте, грубости выражений. Но они оказались правы. Кончилось именно так. Однако это была любовь.

Как только Лева и Лора поженились, молодой муж пожелал поселиться отдельно. Они нашли себе комнату. Платил за нее Яков Борисович — у молодых не было денег. Они были студентами пединститута; Лева на филологическом, Лора на историческом факультетах. Стипендия была только у Левы, Лора была на иждивении отца. Сначала Яков Борисович обижался, было неприятно, что дочь ушла из дому, ворчал на “дурацкие принципы”, потом принял отселение, даже радовался,— Лева его раздражал.

Через год после Лориного замужества с отцом случилось несчастье. Якова Борисовича арестовали, обвинили в махинациях с золотом и вредительстве. Тетушки уверяли, что “посадил” отца один из техников.

Отношение к случившемуся у Лоры и Левы было разное. Лева возмущался, кричал, размахивал руками, убеждал жену, что дыма без огня не бывает, и хвалил себя — недаром он считал нужным отделиться. Лора плакала, жалела отца, в душе верила в его честность и чистоту, ждала, когда недоразумение выяснится, но все же колебалась: может ли быть дым без огня?

Ничего не выяснилось, Якова Борисовича не освободили, так он и сгинул где-то на Севере. Теток уплотнили, оставили им одну комнату, прислуга ушла, зубоврачебное оборудование было конфисковано в счет налоговой задолженности. Жизнь стала трудной, денег не было, надо было зарабатывать. Лева ушел с третьего курса, его тянула газетная работа, активное вмешательство в жизнь, разъезды по деревням и стройкам. Он присылал корреспонденции с мест, писал очерки, все ему удавалось, Лев Левин приобретал имя, его материал шел часто на третьей полосе подвалом.

Лора тоже ушла из института. Все чаще приходилось брать справку у врача, она пропускала много занятий. Декретный отпуск, роды, кормление ребенка — все это спасло ее от возможного исключения. Отец испортил ее анкету, вероятно, ее вычистили бы из института, помогла Лилька. Нужно было работать, Лора пошла нянечкой в ясли, чтобы устроить дочку. Девочка, худенькая, бледная, росла плохо. Лева называл ее жестоко Лилькой-килькой. К счастью, болела она нечасто. Так тянулось два года. Больше выдержать Лора не могла, она была согласна на любые условия, лишь бы делать любимое дело, работать, как Левка, продолжать учение. Пошла в газету, где муж работал в штате, тайно от него, к заместителю главного редактора Редобобу, она его знала. Поговорила откровенно и горячо, просила хоть какой-нибудь внештатной работы, отдельных поручений. Ее посылали несколько раз в глубинку сделать материал о соцсоревновании и ударниках труда. Лора была довольна, она горела святым огнем, и этот огонь счастливо для нее освещал только положительное и героическое. Остальное ее не интересовало, она его просто не замечала.

Лора упросила тетю Соню взять на время Лилю, чтобы поступить заочно в Москве в экономический институт им. Плеханова. Тетя Сара устроилась на работу в библиотеку, где много лет помогала как общественница. Софья Марковна зарабатывала вязаньем. Раньше она вязала для родных, теперь брала заказы,— в моду входили береты с помпонами и шарфы

Лиля была ясельным ребенком — тихим и некапризным, любила возиться с куклами и лоскутами где-нибудь в уголке.

Софья Марковна привязалась к девочке, не отдавала ее подолгу матери, и Лора могла учиться и работать — торопилась наверстывать упущенное.

Весной сорок первого Лора уехала в Москву — за месяц до экзаменационной сессии для заочников. Левка уговорил ехать пораньше, спокойно готовиться в Ленинской библиотеке, обещал гулять с Лилей и помогать тете Соне.