День Медведя - [27]

– У туземцев Аоао есть поверье, что раньше он был человеком и жил в деревне, но потом не захотел работать и ушел в лес, – отчетливо выговаривая каждое слово, и старательно глядя исключительно в карточку, зачитал выбранный вопрос Иванушка. – О ком речь?

– О разбойнике! – не задумываясь, выпалил ответ одновременно с вытянувшейся вверх рукой барон Кабанан.

– Нет… – покачал головой Иванушка. – Речь вообще идет… э-э-э… не о человеке.

– А разбойник разве человек?! – возмутился Карбуран. – У меня только за этот месяц украдено племенных коровы – три! Скаковых лошади шатт-аль-шейхской породы – три! Три воза картошки семенной!.. Три…

– Еще варианты? – Сенька обвела глазами претендентов, грустно призадумавшихся об имуществе, уведенном разбойниками у них самих.

Рука Дрягвы нерешительно дрогнула и оторвалась от коленки на несколько сантиметров.

– Его светлость барон Силезень! – подбадривающе кивнула царевна.

– Я… это… не помню точно, как они называются… – напряженно подергивая черную перламутровую пуговицу камзола на животе, едва слышно пробормотал барон. – Но если это слово не «разбойники»… то тогда… как-то похоже на… э-э-э… гамадрилы… или…

– Орангутанги! – с облегчением выдохнул Иванушка. – Но ответ принят! И его светлость барон Дрягва получает первые очки!

– …или мадригалы… нет, маргиналы… – по инерции продолжил бубнить Силезень, но, к счастью, окончание его победоносного ответа было заглушено своевременными восторженными воплями свиты, и не достигло ушей ни соперников, ни жюри.

– Тема «Войны», вопрос первый! – гневно алея оттого, что праздник раздачи очков проходит мимо него, выкрикнул Брендель.

– После известного морского сражения в лукоморско-отряжской войне, закончившегося полным потоплением отряжского флота, лукоморской короной была отчеканена медаль, которой были награждены все участники этого сражения[25]. На ней был изображен тонущий отряжский корабль и написано только одно слово из трех букв. Како…

Иван не успел договорить – в воздух взметнулся лес рук: претенденты и их свиты как один страстно возгорели желанием немедленно ответить.

Тронутый, пораженный и польщенный таким неожиданным и глубоким знанием лукоморской истории, царевич вопросительно глянул на супругу:

– Кто был первый, Сень?

– А какая разница? – неожиданно прыснула она.

Иван удивленно моргнул, недоуменно перевел взгляд с царевны на орду знатоков и опешил.

Щеки дворян пылали как дрова в камине, глаза изучали что-то очень маленькое и ускользающее на полу, а все руки прямо у него на глазах юркнули за спины и сомкнулись там надежным замком[26]. Все, кроме запоздавшей одной.

– Барон Жермон? – с робкой надеждой сделал шаг вперед Иванушка. – Ваша светлость, кажется, были готовы ответить?..

Отпираться было бессмысленно, и барон Бугемод, словно жулик, застуканный на месте преступления, вспыхнул, как пожар мировой революции, засунул предательскую руку подмышку, стыдливо втянул хронически нечесаную голову в плечи и уныло выдавил:

– Был…

– Совершенно правильно! – едва не прослезился Иванушка. – Слово, выгравированное на памятной медали – «Был»!!! И его светлость барон Жермон получает первые очки!!!..

Через три часа вопросы закончились. Закончился и первый этап отборочного состязания. Под именем Жермона гордо красовались четверо очков, Карбурана – трое, столько же было у Дрягвы, и на этом фоне вопиюще выделялся результат Бренделя – единственные корявенькие маленькие очечки[27].

Жюри, недолго и лишь для проформы посовещавшись, вынесло вердикт[28], гласящий, что на первом месте находится его светлость барон Жермон, второе делят бароны Карбуран и Дрягва, а многоуважаемый граф расположился на почетном последнем, что совсем неплохо, если руководствоваться старинным стеллийским принципом «Главное не победа, а участие».

Что думал и чем руководствовался в этот момент сам многоуважаемый граф, в озвучивании посторонних не нуждалось. Осыпаемая под злорадными взглядами более успешных коллег самой отборной и изысканной бранью, его свита держалась от своего повелителя на таком почтительном расстоянии, насколько это было возможно, не проходя сквозь стены и не присоединяясь к свитам других дворян.

* * *

Две утомленные фигуры, кутающиеся в тулупчики, промокшие до костей своих владельцев под неожиданным ноябрьским ливнем, тяжело поднимались по центральной лестнице городской управы на третий этаж.

– …А я тебе говорю, зря мы идем, – недовольным шепотом приговаривала, вытирая мокрым рукавом мокрое лицо, Серафима. – Кысь нас, бедняга, перед резиденцией Жермонов сколько караулил – часа три, не меньше, да мы пока сюда добрались – двенадцатый час ночи уже на дворе-то, совесть поимей! Говорила ведь я: не надо было с баронами к Жермону идти, а ты: «с паршивой овцы – хоть файф-о-клок!» И ведь если бы на что хорошее пригласил, а то – на чашку чая! И стояли как лошади пять часов с этой чашкой в обнимку!.. Хоть бы пирожок какой паршивый вынесли! Фуршет, забодай его верява! Книжек начитался! Заставь Жермона этикет изучать…

– Не говорил я про файф-о-клок, – возмущенно и бесцельно оправдывался Иванушка, медленно передвигая усталые ноги со ступеньки на ступеньку. – Я говорил, что этот визит должен благотворно отразиться на налаживании будущих дружеских лукоморско-костейских отношений на межгосударственном уровне…