День матери - [6]
– Музыка? Фьюжн! – со значением говорю я.
– Это группа? – уточняет Женя.
– Это джаз, – говорю я и делаю поистине дирижерский жест, скопированный у папы.
– Бродский, Булгаков, Сартр, Сэлинджер, Достоевский!
Книги этих авторов и вправду есть у нас дома. У нас полкомнаты книгами завалено. Но я их не читаю.
Когда Женя слышит фамилию «Сартр», она радостно подхватывает:
– А, да-да, человек осужден быть свободным! Мне тоже он очень нравится.
Тут я останавливаюсь, не решаясь развивать эту тему дальше. После такого и не скажешь ведь, что моя любимая книга – это все семь томов «Гарри Поттера».
Покончив с анкетой, мы фотографируем меня на цифровой фотоаппарат, и Женя сразу загружает фотографию на сайт.
– Теперь мы официально друзья, – говорит она.
Мы смотрим фотографии на Жениной странице, она рассказывает о своих друзьях, оставшихся в Москве. Я удивляюсь, как у нее выходит так легко говорить с незнакомым ей человеком, – как будто мы давно знакомы, просто долго не виделись и теперь наконец встретились.
Женина мама входит без стука, смотрит, чем мы занимаемся, и говорит, что Женин отец не успеет к ужину и что мы можем идти за стол без него.
Я стараюсь есть молча, но Женина мама оказывается такой же говорливой, как и сама Женя, – ей все интересно, особенно ее интересует, чем занимаются мои родители. Я не могу придумать с ходу ничего правдоподобного, при этом и Женя, и ее мать смотрят на меня с таким искренним интересом и участием, что наврать что-либо тоже как-то некрасиво.
– Они… поэты, – наконец сознаюсь я.
Но такой ответ влечет за собой массу вопросов.
Окончание ужина не приносит облегчения, – потому что за ужином следует чай. Более того, поскольку время уже вечернее, Женина мама везет меня домой на машине. Она замечательно умеет следить за дорогой и расспрашивать одновременно.
– Детям в твоем возрасте не следует ходить по городу одним поздно вечером, – поучительно говорит она.
Я хочу у нее спросить, что же тогда следует делать, когда время – начало одиннадцатого вечера, а тебе звонят знакомые и сообщают, что папа пришел к ним в гости, напился и начал драться, поэтому они его связали, оставили одного в комнате и теперь вежливо просят его забрать. Но я решил промолчать.
Дома мама лежит на кровати навзничь. Я подозреваю, что с тех пор, как я ушел утром в школу, она не вставала.
Весна в этом году приходит рано. Куда ни посмотри – вокруг коричневая снежная каша, но даже эта каша имеет приятную наружность, когда светит солнце. Женя стоит у пыльной витрины и смотрит на улицу через объектив своего фотоаппарата и через стекло витрины. По проспекту идут люди, в большей массе своей решившие, что, раз весна, пора раздеваться. Один человек идет в пуховой куртке, а другой рядом с ним – в джинсовом пиджаке. Женя тоже замечает это несоответствие и фотографирует их. Садится за столик и начинает говорить. Когда она говорит, я не очень ее слушаю, потому что я смотрю на ее свитер – безо всяких снеговиков, с красивым скандинавским узором. Свитер ей очень идет. И вообще она – красивая.
До меня долетают только отдельные слова: «займемся», «кино».
– Что-что? – переспрашиваю я.
Женя повторяет конец своей последней фразы. Из контекста я делаю вывод о том, что она хочет пойти в кино, когда мы допьем чай.
Женя, как я заметил, вообще любит пить чай. И говорить.
Незаметно для нее я вынимаю из рюкзака кошелек и проверяю его на наличие денег. Я делаю это под столом, скосив глаза вниз. Обнаруживаю там две бумажки по десять рублей и проездной.
– Хмф, – говорю я.
Женя внимательно смотрит на меня, и я понимаю, что сейчас придется что-то врать. Сначала я думаю сказать ей о том, что ничего стоящего в последнее время в прокат не выходит, потому что время сейчас такое, – плохо все с отечественным кино у нас на данный момент. А западное – одна тупость и пошлость. По крайней мере, моя мама ответила бы именно так.
Но так говорить очень глупо. Вместо этого я выдаю пассаж о том, какая редкость для Питера такая солнечная погода, какая случилась сегодня. Вворачиваю, что Жене как фотографу просто грешно такой момент пропускать, и гораздо лучше было бы прогуляться, чем сидеть в темном кинотеатре. В последнее время врать мне приходится все чаще и чаще. Наивная Женя верит мне и радуется, что я такой хороший, хочу показать ей город.
Мы очень славно гуляем, и я уже думаю, что день прошел хорошо. Оба одновременно замечаем, как по всей набережной зажигаются фонари. Это здорово – делить такие моменты с кем-то, хотя это и мелочи.
Рано я радуюсь. Из всех сквериков в центре нас угораздило выбрать именно тот, в котором обнаруживается мой отец. Он сидит на скамейке, нахохлившись, и совершенно ничего не соображает. Потому что пьяный совсем.
– О, Кешш! – говорит папа.
И снова я не успеваю подумать, а уже прохожу мимо, опустив голову. Папа делает попытку встать, но у него не получается. Он что-то говорит нам вслед.
– Это кто? – спрашивает Женя.
Резко пожимаю плечами. Мне жарко, и сердце бьется часто.
– Почему он назвал тебя по имени? – продолжает недоумевать Женя.
– Обознался, – бормочу я и фальшивым голосом начинаю бодро рассказывать о нашей классной руководительнице, о том, что мы зовем ее Любочкой, и не слушаю сам себя, пока говорю.
