День Литературы, 2009 № 08 (156) - [40]

...Важно другое – как ты покидаешь сцену своей жизни, как ты прерываешь круг чужого о тебе представления, как ты сохраняешь самых близких тебе людей, за которых ты, действительно, в ответе. Финал незыблем. Он безусловен. И с чем ты уйдёшь в этот финал, каким ты предстанешь перед настоящим Автором – вот что единст- венно важно. Сам драматург – Михаил Дунаев, ушёл из жизни человеком счастливым, написавшим много книг, снявшим много фильмов, увидевшим свой спектакль... Довольным игрой актёров.

Да, как играют актёры! Павел Левицкий – Дон Жуан: искренний, горячий, любящий свою трепетную, прозрачную, почти тающую Изабеллу (Антонину Королёву), готовый на всё, чтобы сломить несправедливый ход истории. Но ведь с первых же минут спектакля Валерий Андреев в роли слуги Дон Жуана – Сганареля – говорит нам: историю перевернули, историю оболгали, и если фальсифицировали самого Александра Македон- ского, то что же с нами со всеми? И зал понимает, что наши имена, наши судьбы разыгрываются как шахматная партия: сегодня ты будешь королевой ("Какая женщина не мечтает быть королевой!"), а завтра?.. Что будет с нами завтра?

И только верный Сганарель с первой до последней сцены (им открывается занавес и им же закрывается последняя сцена спектакля) остаётся единственным берегом и опорой Дон Жуана. И мы понимаем, благодаря чуткой игре Валерия Андреева, что перед нами не просто слуга, а почти родитель нашего героя. И это он вырастил его таким честным, таким бескомпромиссным. Быть может, он принял его на свои руки совсем ребёнком, читал ему правильные сказки и рассказывал ему правдивую историю, говорил ему о верности и чести, и теперь он, старый Сганарель, в ответе за своего юного господина. И вот финал: справедливость восстановлена – сорваны маски. Конечно, общественное мнение кого угодно может нарядить в плащ Дон Жуана, и что угодно может писать о Дон Жуане – кто теперь не знает, кто такой Дон Жуан? Откройте антологию по всемирной литературе и вы прочтёте у сотен авторов о сотне Дон Жуанов.

Но это неважно...

И тут рождается третий парадокс: в такого Дон Жуана поверили! И зритель становится живым соучастником спектакля. Он понимает, что всё это – про него! А это значит – спектакль состоялся. При всех противоречиях и кажущихся сложностях он родился, и стал одним из самых зрелищных и одновременно философских спектаклей театра Русской Драмы. А чего стоит игра декораций! Создатели спектакля – режиссёры Тамара Баснина и Михаил Щепенко – большие мастера создавать декорации. Во всех спектаклях декорации являются своего рода активно действующими персонажами. Но здесь... Пустая чёрная сцена, и только расставленные по ней красно-чёрные стремянки, которые, казалось бы, сами пластично меняются под своих героев. И если всё условно, то почему бы стремянке не стать конём и не съесть морковку, почему бы ей не превратиться в мост, с которого великолепная Эльвира (засл. арт. РФ Валерия Полякова) – официальная любов- ница Дон Жуана, захочет броситься в Темзу?.. И только дважды перед нами раскрывается дверь в реальный мир – прямо на сцене, где видно живое небо и слышна живая московская улица – рядом бежит Садовое кольцо, – и ты, зритель, начинаешь понимать, что прямые пересекаются вот здесь, перед тобой приоткрылась завеса и ты осознал, что есть декорации и маски, и – реальная жизнь и реальные лица. И сам выбираешь – где ты.

Жизнь – это наш собственный сценарий в системе координат предложенных Творцом. И наш путь – это путешествие по знакам Творца, рас- ставленных по событиям жизни, проявленных в близких и случайных людях. И главная задача – вовремя прочитать и не пропустить эти знаки.

Театр закончил свой 33 театральный сезон этим спектаклем. И уже готовится к новой премьере. На этот раз будет Островский...

Но это будет уже в новом сезоне!

Александр БЕЗЗУБЦЕВ-КОНДАКОВ ВТОРЖЕНИЕ

Наверное, каждый из нас оказывался в такой странной ситуации, когда внутри себя мы ощущаем присутствие другого человека или даже многих людей, которые не только нам не тождественны, но и живут в разные времена – один внутренний человек явно старше другого, может быть его отец или далекий предок. Вторжение чужого жизненного опыта во внутреннюю и, казалось бы, герметичную жизнь нашего сознания – это возможность диалога с самим собой как с многолюдным хором, голоса которого рассеяны во времени и пространстве, это тайный опыт собственной множественности, переживание архетипа в самом себе. Каждый человек – точка в пространстве, но он же – бесконечная линия во времени.

Именно этому состоянию внутренней множественности американский фантаст Рэй Брэдбери посвятил свой рассказ "Уснувший в Армагеддоне". Корабль космонавта Леонарда Сейла столкнулся с астероидом и упал на пустынной планете, которая когда-то пережила грандиозные военные катаклизмы. Сейчас на планете нет жизни, но Сейл внезапно понимает, что он здесь не один… Едва заснув, он слышит голоса, и ему начинает казаться, будто он сходит с ума. Но голоса - не капризы его сознания, они действительно звучат. Голоса рассказывают Сейлу, что когда-то – так давно, что человеческий разум не способен понять эту длительность времени, – на планете жили два народа, которые вели бесконечные войны. В этих сражениях гибли люди и пустела планета, пока армии окончательно не перебили друг друга. Физическая гибель постигла жителей планеты, но уцелел их разум – бесплотная энергия, которая витает над пустыней, и космонавт Сейл слышит голоса великих военачальников Иорра и Тилле. У них по-прежнему есть огромная власть на этой планете, но нет лишь одного – нет "плотности", нет тела. Первый человек за многие тысячи лет, Леонард Сейл дает им возможность обрести физическую оболочку для рассеянного по планете бесплотного разума – Иорр и Тилле вторгаются в его плоть и, вновь обретя телесность, продолжают свою борьбу. В Сейле начинают жить две армии, столкнувшиеся в беспощадном сражении. И стоит Сейлу заснуть, как он чувствует, что "десять тысяч человек понеслись по блестящей внутренней поверхности глазного яблока. Десять тысяч копий засвистели между костями его черепа. Выпалили десять тысяч изукрашенных орудий. Десять тысяч голосов запели в его ушах. Теперь его тело было расколото и растянуто… Бормотание, вопли, как будто через равнины разума и континент костного мозга, через лощины вен, по холмам артерий, через реки меланхолии идет армия за армией, одна армия, две армии, мечи сверкают на солнце…"