День Литературы, 2009 № 03 (151) - [7]

Может быть, тот центральный, идеальный даже в своей фронтовой приземлённости офицер-романтик Юрий Бондарев и сгорел в огне, раздуваемом тыловыми крысами, как сгорел его Княжко в романе "Берег", как сгорел его новый герой из романа "Непротивление" лейтенант полковой разведки Александр Ушаков, не желая подчиниться чуждым ему правилам, не желая выходить из фронтовых окопов...

Юрий Бондарев всегда социален в своей прозе, он мастер сюжета, и потому в спорах о романах почти не успевают сказать о его лиричности, и даже об эротичности, чувственности его героев. Женщины всегда населяют его произведения, пожалуй, больше, чем у всех других писателей-фронтовиков. Но и здесь Юрий Бондарев придерживается всё тех же понятий офицерской чести, традиционной русской офицерской психологии. Он не показывает нам женщин падших, разного рода ведьмочек, до которых так падка современная проза. Он возвышает своих героинь, любуется ими. Часто женщина и оказывается последней надеждой в его прозе. Той самой соломинкой, за которую хватается его герой в борьбе с враждебным миром. И пусть соломинка, как и положено, не выдерживает тяжести, герой гибнет, но остаётся любовь... Остаётся русское рыцарство. Но память о нём, а может и желание возродить, воскресить того фронтового рыцаря помогла уцелеть таланту Юрия Бондарева, помогла ему выйти из игры непротивления, помогла бросить свой последний офицерский вызов нынешнему разрушительному режиму.

И сейчас, в свои теперешние 85 лет он остаётся центром свободной вольной русской литературы. Да, он уже не живёт романами, живёт "мгновениями", но такие его мгновения весят тяжелее многих нынешних романов.

Помню, мы пили с ним в былые годы у него в Красной Пахре трофейную водку и пришли к выводу, что Юрий Васильевич Бондарев – неубиваемый мушкетёр. Честь и достоинство, смелость и отвага, некая весёлая офицерская бравада и борьба до последнего патрона. Вот так и будет жить до конца – непобеждённым.

Сейчас его уже мало читают, хотя недавний роман "Искушение" – один из лучших в литературе конца ХХ века. Очень личная, до сих пор непонятая книга. А есть ещё "Непротивление", "Бермудский треугольник"… Уверен, ещё прочтут.

Несгибаемый русский офицер.

Великий русский писатель.

Татьяна РЕБРОВА СТАВКИ СДЕЛАНЫ...

Личутин В.В. Последний колдун. – М.: ИТРК, 2008.

Я начинаю читать, смутно догадываясь по рисунку на обложке, но точно ещё не зная, что эта повесть о любви, повесть лет времени утекающего. И первое слово Писатель, и далее имена и дела писательские, точки зрения их, как точки первоначальных взрывов... Меня втягивают в русский Космос, в акт творения, где в начале было Слово, и оно было Богом и Любовью. Всё через любовь, и Слово через неё же.

И я верую в догмат Личутина, что "в словах много небесного, что связано с Богом". Не зря здесь догмат-то этот. Не зря, потому как идёт здесь великое фёдоровское воскрешение отцов и матерей наших... "Если зовёт своих мёртвых Россия, значит, беда", значит, сбывается страшное пророчество поэта Бальмонта: "Россия идёт назад – очень назад… и идёт по заколдованному дьяволическому кругу…" Порвать этот круг, на подмогу кликнуть. Личутин и композиционно усиливает этот клич, используя энергетику нелинейной прозы, причём в отличие от пульсации Павича, у Личутина идёт длительное облучение определёнными отрезками времени, и чем больше поглощено этими временными отрезками света Любви, тоскующей нежности и благого созидания, тем сильнее сегодняшнее его излучение и сила соответственно.

И уже не кажется поверхностной ассоциация "честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой". И как не зря звучат написанные слова о вещем смысле, а значит и о вещем сне своём, и как доверчив он к народу, веруя, что он уцепится за повесть, как за полу одёжки, и выйдут они вместе из круга заколдованного. Вот эти слова: "И эта хитрая умственная игра с Богом и дьяволом исполнена такого... вещего смысла и такого притягательного, обавного чувства, что за литераторами, как слепые за поводырями, мы охотно тащимся". Сколько сейчас слепых поводырей! Имя им легион. Но волшебным указующим путь клубком разворачиваются в слёзных туманах личутинской памяти подёрнутые драгоценной патиной веков российские пейзажи – мы зовём их Отечеством.

Повесть удивительно современна, судя по тому, над чем она заставляет задуматься. Заставляешь задуматься над тем, что сейчас болит, значит, современен, своевременен. И дело здесь не в том, что переполнишь всё описаниями быта нынешнего и сленгом нынешним. Толку-то от кимвала бряцающего? Знает, знает Личутин тайну, когда проза становится поэзией, и слова действительно меняют своё измерение.

Как вода, сама в себе растворяю соль земли русской – неизъяснимое очарование великолепного русского языка. Он чист, насыщен смыслами, сопряжёнными друг с другом, то есть отгранён мастерством. Нет в нём глумливого неряшества, дисгармонии оскорбительного примитива. Великая культура письма, исчезающая сегодня, царит у Личутина.