День Литературы, 2006 № 01 (113) - [21]

Откладывал дегоевский том и снова брался за книжку Саида: казалось, перемежая одно другим, как будто легче было добираться до главного, до чего мы все вместе все-таки не доберемся никак...

Саид рассказывал о своем старшем друге знаменитом танцовщике Махмуде Эсамбаеве, которого ему не один раз пришлось сопровождать в поездках по Кавказу, рассказывал очень интересно, и я, улыбаясь не только в собственные усы — уже и в бороду, давно в бороду, размышлял: конечно, с кем поведёшься — того и наберёшься... Вот, мол, она кроме прочего откуда — лезгинка в профессорском кабинете немецкого госпиталя!

Посмеиваясь уже над собой, подхватывал свою "шашку-полторашку" и, как на процедуру, уходил в места не столь отдалённые, где нашему брату не до смеха... Чтобы невольных слёз не видать было, сразу шел умываться, забирался потом на очень высокую кровать, прислонялся спиной к стоящим торчком подушкам. Нащупывал ту или другую книжку, долго сидел, не открывая, а всё продолжая размышлять.

И все мне представлялся уже не Саид, нет — как будто другой какой смертельно больной и смертельно уставший человек, который на краю пропасти, что называется "Большая игра на Кавказе", взрывается вдруг всепобеждающей, бесстрашной лезгинкой...

"СТЕНЫ КАМЕННЫ ПРОБЬЁМ..." Российская Академия наук и Фольклорный центр, при котором значится ансамбль старых моих друзей "Казачий круг", проводили совместный семинар на такую любопытную тему: "Мужское начало в традиционном и современном творчестве"... Понурые московские задохлики ученого вида попытались было задать на нем тон, но натолкнулись вдруг на такое энергичное сопротивление ребят из провинции — не только безусловно толковых, напористых, но и блестящих эрудитов. Как мне за них было радостно: сибиряков, архангелогородцев, кубанских казачков, которые привезли с собой и корректных молодых специалистов-историков, и разбитных певцов с плясунами в национальных костюмах, и дюжих, под скобку стриженых молодцов-рукопашников в мягких сапогах. Были тут преподаватели школ, руководители детских клубов, сами участники фольклорных коллективов, и все это в них очень чувствовалось: живое дело сквозило в независимых, полных достоинства словах и незримо стояло у каждого за спиной, когда велеречивых москвичей слушали... Что делать: говорили они на разных языках.

Если "академики" все больше напирали на общечеловеческие ценности и примеры приводили то из "Властелина колец", а то из "Приключений Гарри Поттера", то провинциалы тащили их на родную грешную землю, вглубь собственной истории: один цитировал собирателя северных былин Бориса Шергина, а другой, не смущаясь нисколько, громко затягивал на трибуне старинный сибирский сказ.

"Боевая артель ряженых", "Воинская сказка", "Система тайных союзов" — каких только не было интереснейших сообщений, которые, ну почти напрямую, соотносились с нашим малопонятным временем.

Многое из того, что вспоминалось, несло в себе такой мощный заряд народной воли, что я вдруг принимался записывать за очередным докладчиком непокорную частушку:

Нам хотели запретить

по этой улице ходить.

Стены каменны пробьём —

по этой улице пройдём!

И те и другие сходились в одном: молодёжь инфантильна и ленива, она выпала не только из традиционной культуры — становится всё дальше от современной, и одна из главных причин этого — эгоизм, неизбежный для единственного в семье — без братца и сестрицы — ребёнка. России нужна полноценная многодетная семья.

— Так почему же вы в таком случае так яростно выступаете против фаллического начала в творчестве?! — не вытерпел председательствующий из "академиков" — перебил выступавшего новосибирца Андрея Каримова, руководителя союза боевых искусств "Щит". — Само это слово, "фаллос", я заметил по реакции в зале, вызывает у вас неуважение — почему?!

Невысокий, но широкоплечий, крепко сбитый Андрей долго смотрел на перебившего его председателя — словно внимательно изучал. Твердым негромким голосом разъяснил:

— К фаллосу как раз отношусь с большим уважением. Именно потому и против, чтобы на нашем благородном собрании им тут бесконечно трясли. С ним как с казачьей шашкой: без дела не вынимай — без славы не вкладывай!

"ЭФФЕКТ ЛЕЙБЕНЗОНА" Давно уже собирался рассказать эту историю...

Пожалуй, через годок после того, как Лейбензон помер — так и тянет написать, как всегда о нем было — Юрка Лейбензон — так вот, через годок после этого защитивший докторскую Игорь Каленский решил собрать нас, нескольких новокузнецких "старичков", на Старом Арбате: обмыть диссертацию.

Дело не в том, как рухнули наши надежды найти "кафешку" — именно так, слишком, выяснилось, панибратски, новоиспеченный доктор называл эти дорогущие на модной московской улочке достаточно мерзкие харчевни. Речь о другом.

Когда мы уже стояли на жгучем ветру, якобы в затишке примостившись у столика рядом с подобием сельской автолавки с приподнятым над окошком козырьком, Федя Науменко вдруг спросил у меня: