День Литературы, 2006 № 01 (113) - [20]

Какой издалека подать встречному добрый знак?.. Как его приветствовать, с чего начать разговор, что спросить?

Нынче же на узкой тропе, бывает, встречаются два народа, но ни один при этом не отягощен знанием характера другого, привычек его, давних традиций и недавно обретенного опыта... И каждого одолевают национальные амбиции, только они... а-ей! Как восклицают мои кунаки-черкесы.

Тропа, и в самом деле, стала слишком узка, а горы как всегда высоки и ущелья между ними почти бездонны!..

Или все дело — в ненадёжных наших проводниках, которые и той, и другой стороне клятвенно обещали вывести из опасной местности, а, оказалось, — лоб в лоб столкнули?

Выходит, уплаченные и теми, и другими большие деньги для них не главное. Главное — большая кровь.

За дружеским столом, за хлебом солью, когда душа распахнута больше, а язык становится искренней, мои друзья на Кавказе говорят: разве не видишь — идёт поголовное истребление чеченцев?

"Это где же? — отвечаю. — В том числе — и в московских банках, где кроме еврейских самые большие деньги — чеченские?.. И разве не могу я о русских сказать то же самое: идет истребление?"

"С вами все ясно, — запросто отвечают мои товарищи. — Это вам самим до сих пор почему-то непонятно, что с вами происходит. Но вы себе можете это позволить — не понимать: вас много!"

...Из-за стечения обстоятельств, а, может, по воле провидения, чтение саидовой книжки заканчивал я в Центральном госпитале Главных космических войск в бывшем Голицыне-2 под Москвой, нынешнем Краснознаменске, где мне тоже пришлось несладко.

"Резал" меня заведующий отделением урологии сорокалетний подполковник Сергей Таймуразовнч Хутиев, неунывающий осетин, а помогал ему печальный, с проницательными глазами ровесник — туркмен Батыр, Батыр Арсланович.

"Лошадиный" укол в крестец отдал им всю мою половину ниже пупа, а я с привязанными по сторонам запястьями, с головою в милосердных, но очень крепких ладонях сменяющих друг дружку "сестричек", как на экран смотрел на белую, отделявшую меня от хирургов простыню, на которой, словно в театре теней, шевелились их руки, наклонялись головы...

Боли не было, только приглушённое новокаином тупое ощущение, что тебя разрывают изнутри, и по тому, как усердствовали, как торопливо перебрасывались словами две другие сестрички, чувствовалось, что и заведующий отделением, и его ассистент тоже вовсю стараются: недаром Хутиев предупреждал, что оперировать ему придётся "дедовским способом", лучшего в моем положении пока нет, и мне придется терпеть, "как деды терпели".

Любопытное дело: я вдруг вспомнил Саида, и сестричка, сторожившая на моем лице перемены, спросила как у ребенка:

— Что это мы так улыбаемся?

— Все хочу с джигитами поговорить... Она удивилась:

— С какими джигитами?

— У которых в руках кинжалы, естественно. В нашем случае — скальпели...

Хутиев вытянул шею над верхом простынки, и в прорези между белой шапочкой низко по лбу и такой же белой маскою на горбинке носа глаза дружелюбно, но вместе с тем строго — мешаю работать! — спросили: мол, какие проблемы?

— Помните, конечно, старую кавказскую байку?.. Как пожилой джигит, привыкший жить, само собою, набегами, упрекает молодого: бездельник!.. Ты хочешь жить потом, а не кровью!

— А-а! — протянул он уже из-за простынки, посмеиваясь. — Да-да...

— В этом смысле вы с ассистентом неплохо устроились: добываете свой хлеб и тем, и другим. Пот, правда, при этом льете ваш собственный, но кровь-то, братцы, не забывайте это, — моя!

Хутиев как бы поощрил меня тоном:

— Справедливо.

А над чертой простыни поднялись теперь тоже обрамленные белым проницательные глаза туркмена Батыра — в спокойной их чёрной глубине, казалось, жила сама тысячелетняя мудрость Востока: даёт же для чего-то Господь такие всепонимающие глаза?!

Несколько дней мне потом было совсем не до книг, вернулся к ним, когда начал вставать, и на плече у меня появилась ну, прямо-таки рыцарская перевязь из бинта либо, если хотите, этакая портупея, на которой вместо шпаги или шашки болталась у бедра потихоньку наполнявшаяся темно-бурой жидкостью пластиковая бутылка-"полторашка" с выведенной в нее из нутра пониже пупа длинной, тоже из пластика, прозрачной трубкой.

Вместе с книжкой Саида прихватил ещё одну, почти такую же объемистую: "Большая игра на Кавказе". Накануне, тоже с дарственной надписью, презентовал мне её на Книжной ярмарке молодой профессор истории, доктор наук Владимир Дегоев, осетин: давно в столице, должен прямо сказать, не встречал такого дельного, такого всестороннего и такого открытого исследования, написанного уверенной и неравнодушной рукой.

И вот я читал сперва о дорогих сердцу каждого кавказца Чёрных горах, в которых среди забытой в городах первозданной чистоты бродил Саид рядом с народным целителем-"травознаем", а потом откладывал тяжелый лорсанукаевский том и тут же раскрывал "Большую игру": Кавказская война и нынешние затяжные конфликты, которые точной калькой накладываются на прошлое... Неужели одним только неумолимым временем? Которое не меняет даже состав заинтересованных в бедствиях России ближних и дальних государств...