День Литературы, 2004 № 03 (091) - [21]

Помимо главного принципа троичности нашей азбуки, соответствующего как православному, так и славянскому миростроению, в наследии святых Кирилла и Мефодия, каким оно дошло до нас, можно отметить и другие принципиальные характеристики — например, уже упомянутый выше принцип письма слева направо или "посолонь", или "по часовой стрелке" утвердившийся во всей христианской культуре. При этом стоящие выше и левее знаки получаются более "древними", чем стоящие ниже и правее. Иными словами, ход времени на письме соответствует реальному движению солнца по небу и в этом смысле — реальному ходу земного времени. Этот же ход, если принимать на веру постулаты современной астрономии, противонаправлен естественному вращению Земли с запада на восток, против часовой стрелки. В результате внутри полученной системы координат левое четко соотносится с западом и началом текущего времени, а правое — с востоком и "полнотой времен". Процесс письма при этом выступает как своего рода движение во времени с целью достижения "полноты времен", а пишущий вольно или невольно выступает в качестве человека, плывущего по течению, по времени — к вечности. Что, в свою очередь, не противоречит и даже, более того, в полной мере соответствует христианской и — шире — библейской (вспомните Ноев ковчег) символике корабля спасения на волнах временного бытия сего. Соответственно, написание слов как таковых сопровождается особого рода наслаждениями и особого рода опасностями, познание которых, кстати, и отличает писателя от просто грамотного человека.

Николай Переяслов ЖИЗНЬ ЖУРНАЛОВ

"ФОРУМ", 2003, № XXVIII-XIX

Юбилейный — вышедший в свою 10-летнюю годовщину — номер международного журнала "Форум" открывается великолепным стихотворением Игоря Ляпина "Такие суверенные". Я до сих пор не могу понять, на чем строится поэтика стихов этого автора — на первый взгляд, они напрочь лишены какой бы то ни было характерной для современной поэзии образности, а вот поди ж ты — берут за душу так, что затмевают собой все самые что ни на есть офигенные метафоры! Казалось бы, уж проще-то и написать невозможно, а читаешь — и строки являются будто не с листа, а из собственной души: "Большой отель, дорожка к озеру, / В шезлонгах нежатся тела. / Не то совет, не то симпозиум — / Сама Европа позвала. // Здесь шведский стол, манеры светские, / Здесь люди важности полны. / А мы — такие все советские, / Хотя и нет такой страны. // Её следы, как запорошены, / Ведут в неведомый туман. / Но журналист с Днепропетровщины, / Смотрю — какой он, к черту, пан!.. // ... // ...В словах и чувствах откровенные, / Своё бессилие кляня, / Сидим такие суверенные, / Что даже больше, чем родня".

Ну, а еще не перестает поражать бесовская пунктуальность в очередной уже раз перепечатанного плана Алена Даллеса, показывающего, что всё произошедшее и продолжающее происходить с Россией — это отнюдь не ошибки наших доморощенных политиков, а скрупулезно осуществляемая программа разрушения нашего Отечества западными спецслужбами. Особенно поражает слепота многих из моих коллег по искусству, смыслом творчества которых стало стопроцентно соответствующее плану Алена Даллеса "изображение и прославление через литературу, театры и кино самых низменных человеческих чувств". Не это ли мы видим сегодня в книгах Баяна Ширянова, Владимира Сорокина и других новомодных авторов?..

"ГРАНИ", 2002, № 202

Ну, наконец-то мне помогли разобраться в довольно-таки запутанных перипетиях судьбы кинорежиссера Андрея Тарковского, а главное — в особенностях его не менее сложного для понимания творчества! И сделала это редакция журнала "Грани", извлекшая из своих архивов и напечатавшая блестящую статью Вадима Нечаева "Человек, который видел ангела", в которой увлеченно и страстно говорится о многих, остающихся до сих пор за рамками отчетливого осмысления, нюансах творческой манеры этого кинохудожника. "Зритель, идя на фильм Тарковского, должен заранее отказаться от привычного восприятия не только кино, но и жизненных событий, — пишет в своей работе Вадим Нечаев, анализируя непривычный для массового кинозрителя стиль режиссера. — И самые, казалось бы, простые вещи: вода, огонь, земля, небо — имеют в фильмах Тарковского особое, мистическое значение..." И далее, в связи с персонажем по имени Писатель из фильма "Сталкер": "Функция писателя — быть в испытаниях и в чувствах на стороне униженных и оскорбленных, критиковать технику и технократов, напоминать о духовных ценностях, о Боге и ангелах, о совести..."

Статья прочитывается безотрывно, практически на одном дыхании, потому что, хотя она и посвящена разбору киноработ одного только Андрея Тарковского, поднятые в ней проблемы понимания нестандартного творчества касаются всех неординарно мыслящих художников.

В этом же номере "Граней" помещена еще одна интересная исследовательская работа — литературоведческая статья Бориса Романова "Распятый в мирозданье", посвященная теме "Даниил Андреев и духовная поэзия". С одной стороны, работа Романова раскрывает суть творчества Даниила Андреева как "последовательное противостояние всей советской мифологии", в противовес атеистической идеологии которой он "последовательно и страстно сакрализировал мир", а с другой — она показывает неотрывность поэзии этого автора "от самых глубинных основ нашей словесности", говорит, что "его литературная родословная не представима вне традиции русской духовной поэзии..."