День Литературы, 2003 № 08 (084) - [31]

Дождь точит стекла. Судя по всему,

еще мы долго снега не увидим...

Но с каждым днем все выше ртуть. На рынках

растет в цене молдавский виноград.

И этой ночью время отступило

на шаг назад, на час. На зимний лад

пойдет теперь у нас. Зима сама

уже в пути. Немного запоздает,

но все ж придет и свежею газетой

расстелет снег за окнами — читай

любые новости, ищи свои следы

среди примет, имен и фотографий

ушедших из дому вчера и двадцать лет

не объявлявшихся. Найди себя, верни.

НАХОДЯСЬ НА РАЗВАЛИНАХ...

Находясь на развалинах Империи:

хорошо быть туристом, который приехал сюда

в одиночестве или с подругой, который, отчаявшись

изменить сюжет своей неизбежной драмы, решил, по

крайней мере, ненадолго, сменить декорации, так

сказать, подобрать посветлее задник, которому,

собственно, наплевать на эти развалины, что он и делает

время от времени себе под ноги;

хорошо быть также исследователем (историком,

археологом, искусствоведом), которому вовсе не

наплевать на эти развалины, потому что, во-первых,

он рассчитывает найти в них массу интересных

деталей, упущенных его коллегой из Массачусетского

университета, во-вторых, он не раз убеждался,

что плевать в такие колодцы себе дороже (уже потому,

что за это платят хорошие деньги. Не за плевки,

естественно, а за интерес к сухим колодцам), и

в-третьих, он, черт возьми, в экспедиции в таком

возбуждающе гибельном месте, куда постоянно, как

мотыльков на огонь, влечет толпы туристов

с подругами и без них, а кроме того — местные жители,

особенные печальной красотой, осколки Империи,

что называется, которых и следует изучать

по большому счету;

хорошо быть просто экскурсоводом, хорошенькой

девушкой, у которой за плечами два курса, скажем,

истфака, старшекурсник, уехавший этим летом на море

с ассистенткой кафедры физкультуры, больная мама

в родном нелюбимом городе да платье на сломанных

плечиках в местной гостинице без названия, куда

хорошо бы вернуться с кем-нибудь из сегодняшней

группы, молодым и при деньгах, чтобы бросить всё это,

эти кругом развалины, везде одни развалины,

к дьяволу, и завтра же улететь за мамой, поселиться

всем вместе в его небольшом, но уютном доме у моря,

растить детей, поливать цветы и помнить

из исторических дат только день этой встречи;

плохо быть частью этих развалин, к примеру, диваном,

который, в окружении красного канта с табличкой

"Не садиться" на трех языках, давно забыл свои

интимные обязанности и приличествующие отделке ампир

манеры, опошлился и, как парализованный дон жуан,

провожает потертым взглядом зады туристов;

плохо быть куском лепнины, купидоном или химерой,

с одной стороны, бесспорно повезло, что не растерли

в пыль, а с другой, всё же неловко перед собратьями,

которым повезло гораздо меньше, что, если вдуматься,

уже не столь бесспорно, поскольку само существование

уцелевших представляется им абсолютно бесцельным,

что совсем уж как-то по-человечьи, нет, тяжело;

плохо быть фотографией на стене над диваном,

потому что все проходящие, в конце концов, смотрят

исключительно на тебя, тычут пальцами, как самые

близкие родственники, спрашивают экскурсовода,

подлинная ли ты, и, прищурившись на мгновение,

наконец находят то, что и запомнится им на долгие годы:

сходство "этого мальчика в первом ряду, на коленях"

с соседским мальчишкой (собственной дочкой, внучкой,

первым учеником, просто кого-то напоминает);

плохо быть самим этим мальчиком-юношей-молодым

человеком-господином в шляпе-стариком в каталке, который

не помнит точно, где стоял его дом, но да-да, где-то в этом

районе города, который тоже, в каком-то смысле, часть

развалин, увезенная в детстве в благополучное место и

утерявшая, среди других потерь, и место в общем ансамбле

(слева-справа), и язык, на котором ему называли когда-то

предметы, стоящие тоже не на своих местах, и самое право

вернуться сюда через парадное, а не во флигель, как водят

туристов, которого и отличает от прочей группы лишь

смутное подозрение, что всё здесь было иначе, не так,

как рассказывает эта девочка.

МОЙ СОБУТЫЛЬНИК

Подражание Ф.Х. Даглардже,

как если бы он был и вправду эллином

Фрэнку Лайону, русскому танкисту

***

Мой собутыльник, не знаю про душу, но совесть,

Думаю, в печени нашей живет — и печень ее производит.

Ты же, чем далее пьешь, тем более печень сажаешь —

Так что и ей все трудней для тебя вырабатывать совесть.

Вот отчего у тебя проявления свинства, понятно.

***

Мой собутыльник, я понял, зачем человек истязает

Ближних своих и себя: боль — ты задумайся! — освобождает.

Зуб, например, разболится — неужто ты вспомнишь о мелких

Дрязгах житейских, которые часто в стакане ты топишь?