День Литературы, 2002 № 10 (074) - [19]

А другие даровитые русские писатели в эмиграции даже помыслить не смели о черносотенном романе. Напротив, несмотря на ставшие горьким пророчеством "черносотенные" опасения, они считали непредосудительным водиться с Керенским, Милюковым и остальной подобной сволочью. Черносотенцев же — Федора Викторовича Винберга, Николая Евгеньевича Маркова — сторонились!

А всё-таки "Восточный мотив" в русской литературе был воспроизведен! И не в эмиграции, кстати сказать, а дома, в "коммунистическом гадючнике", причём, самым что ни на есть советским, точнее, красно-коричневым писателем! Это Валентин Петрович Катаев уже у гробового входа взял да и шарахнул "за того парня" правду-матку своей повестью "Уже написан Вертер". И опубликовал! (И негоже — хоть бы даже Личутину — походя пинать это имя.)

Интересно, кто для Галковского из "белых" писателей безусловный авторитет? (В романе он и Набокову справедливо "вставил".) Генерал Краснов? Иван Солоневич? В рассказе мне очень понравился одноглазый прибалтийский немец, которого после войны нашли в Уругвае и повесили. Немцы вообще у Галковского как-то поосмыслённее выглядят, чем наши, но исторически это не слишком оправдано. Не сомневаюсь, Галковскому, как и мне, иудейский двойной стандарт не нравится, но он почему-то обходит суть, что претензии немцев к иудеям совсем не с этой стороны. Немцы сами проповедовали двойные стандарты, включая, правда, в "богоизбранные" кроме себя всех западноевропейцев. По окончании победоносной войны для иудеев, как слишком сильных конкурентов, планировалось поголовное выселение из Европы в Палестину, а мы, русские, по определению, "недочеловеки" предназначались исключительно для эксплуатации. Галковский безусловно знает, что немецкий лозунг "освобождения России от жидов и комиссаров" был пропагандистским, намерениям не соответствовал, но не прорисовал это. Эта ситуация стала трагедией наших субъективно патриотических помощников Гитлера. Русские, в частности, Власов, стали подниматься в немецких глазах исключительно благодаря поражениям на Восточном фронте. А захвати они Россию, как Польшу, то первым делом, как в Польше, стали бы вышвыривать нас из своих домов без вещей — для последующего заселения их своими колонистами.

(Любопытно, что в начале 20-ых в несколько лет около полумиллиона (возможно, значительно больше) новоявленных марксистов из местечек так или почти так колонизировали квартиры в обеих столицах. Алоизий Могарыч — это не вспомогательный персонаж, это художественно выверенная деталь времени).

Итак, для России в начале XX века было два варианта судьбы: иудейско-масонский или марксистский. Своего, национального — не было!

Что сегодня предпочтём? Из какого самый близкий путь к духовному выздоровлению страны?

В зависимости от личных предпочтений можно выстраивать логичные сценарии по любому. Тогда спросим иначе: а могли ли белые "демократы" со своими лозунгами победить, когда менталитет народа был и до сих пор остаётся монархическим — это когда русский человек желал и сейчас ещё желает свой политический выбор переложить на саму власть? У народа ни в Феврале, ни в Октябре не было желания брать власть в свои руки. И сейчас русский человек продолжает надеяться не на себя, но, разве, на дубину и на спасителя (теперь с маленькой буквы). Так, что, пожалуй, после Февраля большевики были и заслужены Россией и её единственной судьбой. Не захотела тогда страна продолжать духовно тухнуть, сама выбрала пойти на плаху! И путь к прозрению.

Полноте, Дмитрий Евгеньевич! Полюбите нас, рабоче-крестьянских внуков и правнуков! Профукали Россию не наши деды и прадеды, увы, хамы и даже убийцы — Мелеховы, Копенкины и Чекановы — а передовые, утончённые — тоньше комариного — предки нынче ненадолго наезжающих Романовых, Набоковых и Оболенских. (Не удивлюсь, кстати, если новая Берберова откроет, что как раз они — теперешние прорабы "Зелёного наугольника".)

Единственная сегодня в наличии живая Россия, от красного Брауде давно отряхнувшаяся, единственно знаемая, родная — Россия Шукшина и Личутина, Рубцова и Высоцкого, Тарковского и Хотиненко, Руслановой и Петровой. (Можно назвать и другие, не худшие ряды.)

И потом, такого мощного интеллектуального обеспечения против того, чтобы белый Брауде вновь воцарился в русском сознании, у нас не было никогда! Более того, только у нас и есть! И ещё только начинает разворачиваться в стране. То-то ещё будет! С теперешней Россией уже не получится как с Германией, ныне подобострастно тупящей глаза перед ненавидящим раввином.

Сам Галковский ещё не ответил исчерпывающим образом на русские вопросы, но он весь — в них. Рассказ совершенно поразительный, в нём дышит сила Правды, как будто читаешь историческое изыскание. До того, что когда тюремный надзиратель, не читая, бросает в парашу бумажный клочок со стихами Дездемонова, рождается короткая рефлексия: как же дошли? Рассказ удивительно ёмкий, я многое, пришлось, оставил без комментария. Замечание одно: автор рукой Кисточкина даёт по морде проходному типу, но художественно совершенно неоправданно называет его "евразийцем". Если исторической правде следовать, то никто иной, как евразиец должен был в рассказе послать итальянца замочить переметнувшегося к господам демократам "товарища Кацнельсона". Вместо реальной противоречивости образов, на которых во весь XX век каждая русская судьба выстраивалась, получилось плоское упрощение.