День Литературы, 2002 № 04 (068) - [39]

Никак не могли словить богатеи врага своего — про многие пещеры, что скрываются в сопках уральских, знал Синицын, там и скрывался. Бывало, пойдут солдаты царские ловить атамана, вот-вот в кольцо сожмут, глядь, нет ни Синицына, ни товарищей его, как в воду канули. Туды, сюды разбредутся солдаты по лесу, заблудются да так в лесу и сгинут. Много богатства, у буржуев добытого, накопил Иван Синицын, да только добром тем не пользовался. Все мечтал на месте нашего селения город построить, большой и красивый, с домами каменными для каждой бедняцкой семьи, а через реку Уфу много мостов накидать, чтоб удобно было людям на покосы на луга заливные ездить. Не сбылась та мечта атамана, и среди его товарищей нашлись предатели. Словили ж таки Ивана супостаты царские. Ой и люто горевал тогда народ, как вели атамана но улицам деревенским к крутому обрывистому берегу речному. Вся деревня собралась на казнь ту страшную. Предложили приспешники царские крестьянам самим казнить земляка своего грозного, обещали за то денег немало, да одежу богатую, да милость царскую. Ни один человек с места не сдвинулся. Оглядел атаман хмурые лица, улыбнулся, блеснул глазами синими, низко в пояс поклонился люду деревенскому: "Спасибо, народ честной, за почет, за любовь великую, про то и после смерти не забуду!"

Долго не расходился народ после казни гордого атамана. Не плакали, не рыдали крестьяне, молчали, да недоброе чудилось слугам царским в том молчании. Разогнали народ. А на следующий день случилось чудо: в каждом доме крестьянском нашли люди подарки (сразу поняли от кого) — по горсти монет золотых да серебряных. У кого под подушкой, у кого на печи в валенках спрятаны они были.

А клад синицынский люди и доныне ищут, да только, говорят, найдет его лишь тот человек, кто богатство это пожелает использовать на дела добрые, народные. Потому до сих пор и не найдут. А тебе-то на что клад, Аленушка?

До рассказа дедова я и не задумывалась над этим. Нужен клад — и все, а теперь ясно поняла, зачем:

— Чтобы город построить, большой и красивый, с домами каменными для каждого.

— Ну и ладно, внученька, — улыбнулся дед, поглаживая меня по голове высохшей легкой рукой.

Вечером мы с Серегой разглядываем карту. Плотная серая бумага на сгибах почти истлела, и буквы, выведенные круглым, аккуратным, похожим на детский почерком, поблекли от времени так, что многие слова трудно разобрать. Но все это придает нашему занятию еще большую таинственность. Уже далеко за полночь, и от бдительного родительского ока нас спасает лишь очередная выдумка брата — карманный фонарик, зажженный под одеялом. Серега десятки раз водит пальцем по строчкам, беззвучно шевелит губами, а я, замирая от восторга, жду. И вот наконец тайна, столько времени скрываемая от людских глаз, разгадана. "В боях мы потеряли много воинов, — прерывается от волнения голос брата. — Сражаться с русскими больше не можем. Уносим только раненых. Богатство и оружие спрятали в пещере под статуей". В схематичном рисунке, указывающем местонахождение клада, мы без труда узнаем каменистые сопки, кольцом окружающие наше село. И поэтому подпись "Сулейман Шемаха", стоящая после рисунка вместо ожидаемого мною имени легендарного дедушкиного атамана меня не огорчает. Тем более что и о завоевателе, богатом чужеземце Шемахе, будто бы основавшем наше село и давшем ему название от своего имени, тоже ходило немало сказов.

Все лето посвящено поискам. Целыми днями мы ходим по сопкам, запасшись фонарями, бечевой и лопатой. Уже отчаявшись найти ту пещеру, что указана на карте, мы начинаем исследовать все пещеры подряд. В шемахинских сопках их много, и постепенно, все чаще попадая в таинственный мир, где всегда царят мрак, тишина и прохлада, мы почти забываем о кладе, наслаждаясь прежде не испытанным, сладко пугающим ощущением причастности к чему-то загадочному, до конца не изведанному.

Поиск клада продолжается несколько недель, но ни сокровищ, ни самой пещеры, где они должны быть спрятаны, мы не находим. Лишь позже, в одном из писем из армии, Серега признался, что потратил несколько вечеров, сочиняя текст карты и придавая ей старинный вид: "...несколько раз валял в грязи, мочил, сушил на печке. Хотел над тобой посмеяться".

Но тогда, в детстве, так и не найдя сокровищ, была огорчена и разочарована не только я, но и Серега, в конце концов сам поверивший в клад Сулеймана Шемахи.

Сереге шестнадцать, а я семиклашка, но мы оба считаем себя взрослыми, вполне самостоятельными людьми. В этом году мой брат заканчивает школу и парашютный клуб "Синева", которому придает гораздо большее значение, чем школьному аттестату зрелости. Мечтая служить в воздушно-десантных войсках, Серега стойко отвергает уговоры родителей поступить в институт, чтобы не попасть в армию. Поэтому совсем неудивительным оказывается то, что, прекрасно зная алгебру и физику, мой брат "проваливается" на вступительных экзаменах в МАДИ.

Теперь Серега приезжает домой редко, лишь на выходные. Автомобильное училище, где он должен получить профессию всего за десять месяцев, находится в подмосковных Бронницах, в двухстах километрах от нашего дома (мы давно уже стали жителями Подмосковья, покинув Урал).