День Литературы, 2001 № 09 (060) - [24]

Евгения РЯКОВСКАЯ

Юрий СОЛОВЬЕВ

ФАЛЬШИВОМОНЕТЧИК И БЛУДНИЦА, ИЛИ «САМОРАСПАД» РУБЛЯ

Почти в самом конце первой части "Божественной комедии" Данте описывает своего рода "преисподнюю в преисподней", которая в его поэме называется "Злыми щелями". В десятой, самой последней из этих «щелей» томятся фальшивомонетчики и лжеалхимики: им уготовано возмездие, не сравнимое с тем, которое тяготеет, например, над убийцами, содомитами и лихоимцами, не говоря уже о нарушителях супружеской верности. Сходный удел назначен в "Злых щелях" только поддельщикам слов, то есть лжецам-клятвопреступникам; иначе говоря, поэт уравнивает объекты их посягательств: золотую монету и Того, о Котором сказано: "Бог бе Слово" (Ин., I, 1). Уравнение и в самом деле рискованное: ведь мы привыкли именовать деньги "презренным металлом", а то и — с нелегкой руки Максима Горького — "желтым дьяволом".

Но всегда ли это было так? Нумизматика и экзегетика подтверждают, что изначально к деньгам прилагался совсем другой эпитет: в книге Исход (30, 13) главная монетная единица Израиля называется "сиклем священным". На аверсе серебряного сикля эпохи Симона Маккавея (143 г. до Р.Х.) отчеканено изображение священной чаши, на реверсе выбиты слова "Святой Иерусалим". Кстати сказать, и на теперешних израильских монетах (шекель — тот же сикль, разве что не серебряный, а медный) изображаются священные предметы — храмовый седмисвещник и арфа царя — псалмопевца Давида.

И так, разумеется, обстояло дело не в одном только Израиле. На афинских монетах чеканилась сова, символ богини Афины, покровительницы этого города, на элейско-олимпийских — голова Зевса, на сиракузских тетрадрахмах — лик Артемиды. Косвенным образом знаменитый евангельский "динарий кесаря" совмещает в себе имперское и божественное значение: "кесарю кесарево, а Божие Богу". Особенно красноречивы в этом смысле монеты старого Китая: круглые по форме, с квадратным отверстием посередине, рядом с которым можно прочесть имя того или иного владыки "Поднебесной империи". В целом такая монета служила не только мерилом чисто денежной ценности, но и символом "Великой Триады": круг — это Небо, квадрат — Земля, надпись же напоминает о Вселенском Человеке, то есть императоре, осуществляющем связь между этими двумя космическими понятиями. Словом, образ мироздания в миниатюре.

Святой Климент Александрийский пишет в своих «Строматах», что подлинная и фальшивая монеты сопоставимы со словами и действиями, сообразными со Святым Духом и верой или направленными против них. Из всего этого нетрудно заключить, что посягательство на пробу монеты в известном смысле равнозначно хуле на Духа Святого: "Всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится" (Мф., 12, 31).

Возвращаясь к одному из эпизодов "Божественной комедии", можно теперь уразуметь, по какой причине поэт засунул лжецов и фальшивомонетчиков чуть ли не на самое дно адской воронки: ниже несут муку только мятежные гиганты — Немврод, Бриарей и прочие богоборцы, а еще глубже — в ледяной Джудекке, названной так по имени Иуды, — казнятся изменники и предатели во главе с Люцифером. Но вот что с первого взгляда непонятно: почему среди фальшивомонетчиков не упомянут король Филипп IV Красивый — ведь в других местах поэмы он назван "французским злодеем", "поддельщиком металла" и "новым Пилатом", который "в храм вторгает хищные ветрила". Речь здесь идет не о храме как таковом, а об ордене тамплиеров-храмовников, чья главная резиденция находилась на месте разрушенного Иерусалимского Храма. Дело в том, что, стремясь поправить свое финансовое положение, Филипп IV осуществлял порчу монеты последовательно и широко, то есть являлся фальшивомонетчиком в масштабе всей Франции, а может быть, и всей Европы. Ему и в подметки не годится какой-нибудь "Капоккьо, тот, что в мире суеты алхимией подделывал металлы"! Вот почему Данте приравнивает этого короля к только что упомянутым узникам "Колодца гигантов", изображая его в XXXII песне «Чистилища» в виде исполина, которому поручен присмотр за восседающей на апокалиптическом драконе "наглой блудницей", — в ней иные из комментаторов видят погрязшую в грехах папскую курию…

Рене Генон в нескольких своих работах касается этой триединой темы: тамплиерство — подделка монеты, ее «вырождение» — и неприглядная роль Филиппа IV в уничтожении этой таинственной организации и в выпуске «порченой» монеты, равнозначном, как мы видели, тягчайшему из грехов — хуле на Духа Святого. Тамплиеры, помимо прочего, присматривали за соблюдением положенной валютной пробы и были, можно сказать, "костью в горле" венценосного фальшивомонетчика (напомню, что заурядным мастакам по этой части, пойманным с поличным, заливали в глотку расплавленный свинец). Королю удалось расправиться с неугодной ему традиционной организацией, "цветом рыцарства", защищавшего Святую Землю и поддерживавшего во всей Западной Европе основы сакральной власти и сакральной роли денег. «Обмирщение» всего сущего, подчеркивает Генон, не могло не последовать за «обмирщением» монетарной системы.

То и другое происходит в сегодняшней России прямо у нас на глазах, даром что теперешний, донельзя обесцененный рубль как бы в насмешку украшен изображением двуглавого орла, символом нераздельной слиянности божественного и человеческого, напоминанием о былом сосуществовании мирской власти и духовного владычества. Генон пишет о грядущем "исчезновении денег", ставших ненужными в их «материальном» назначении. Для нас это пророчество — свершившийся факт: рубль приказал долго жить, священный двуглавый орел растерзан заокеанским белоголовым орланом, две вертикальных палочки с загогулиной сбили остатки спеси с некогда гордой птицы и придушили ее в самом прямом смысле слова.