День красных маков - [50]

Энтони поднялся, надел фуражку и прошёл к двери.

– До свидания, Поппи. – Его тон был сдержанным, резким.

Роб стоял в комнате, вытянув руки по швам. Покачав головой, закатил глаза к потолку.

– Вижу, всё прошло как надо.

Поппи закусила губу, чтобы не сказать ещё чего-нибудь лишнего; по правде говоря, чтобы не сказать вообще ничего.

На следующий день Поппи принарядилась, собрала волосы в конский хвост и долго изучала своё лицо в зеркале, висевшем в прихожей, пока не пришла к выводу, что она выглядит полной дурой, но, в конце концов, это продлится всего несколько часов. Когда она собиралась выходить, зазвонил телефон, и Поппи решила не обращать на него внимания, но…

– Поппи?

– Да?

– Это Майлз. Видели газету?

– А, господин провокатор! Да, видела.

– Хорошо-о-о. Но что-то вы совсем не рады. Мне пришлось побороться за место на первой полосе!

– В таком случае, спасибо.

– Принимаю вашу благодарность, хотя вы не слишком-то любезны.

Поппи фыркнула от смеха.

– Вообще я хотел сказать вам, Поппи, что меня некоторое время не будет.

– Везёт вам. Летите путешествовать?

– Хотел бы! Но нет, отправляюсь в Афганистан.

Поппи почувствовала прилив острой зависти. Сначала мистер Вирсвами, а теперь Майлз! Будто все могли оказаться поблизости от её мужа, кроме неё самой.

– Я отправляюсь завтра с Брайз-Нортон. Обещаю позвонить, как только вернусь, но, конечно, если узнаю что-нибудь, пока буду там… – Больше слов не требовалось.

– Берегите себя, Майлз.

– Не волнуйтесь, осторожность – моё второе имя! Вообще-то оно – Алессандро, в честь моего великого дяди, но это уже другая история.

Как и предполагала Поппи, на углу Даунинг-стрит располагалась будка, где дежурил полицейский; в нескольких метрах от него стоял его вооружённый коллега. Тому, что сидел в будке, давно следовало отправиться на пенсию; у него был большой, толстый нос луковицей – такими носы в старости становятся у тех, кто пьёт много портвейна.

Поппи старалась не смотреть на его огромный хобот, но почему-то, когда ей встречался человек с каким-нибудь дефектом внешности, этот дефект так её завораживал, что она сама смущалась.

У Поппи всегда была большая проблема – она зачастую говорила, не думая, всё, что приходило ей в голову, не подвергая свои слова никакой цензуре. Нет, она не страдала словесным поносом, как Дженна, но зато нередко задавала себе вопрос: Зачем я сейчас это сказала?» Если встречались монахиня или священник, Поппи в каждом предложении повторяла: «Иисус Милосердный!», а на все вопросы отвечала: «Боже мой!» Если возникала неловкая пауза, Поппи никак не могла удержаться и не спросить: «Ну неужели кто-то верит в непорочное зачатие? Конечно, Мария просто ляпнула, что в голову пришло, когда папа застукал её с положительным тестом в руке!» Так она поддерживала разговор; нелегко ей приходилось.

– Добрый день, – сказала Поппи носу.

– Добрый день. Чем могу быть полезен?

Всё происходящее смущало Поппи и казалось нереальным – не только шнобель полицейского, но и сам факт, что она сейчас скажет этому типу, который ждёт от неё вопроса, как добраться до ближайшей пиццерии: «В три часа у меня назначена встреча с министром иностранных дел». Было без четверти три; Поппи сочла, что добралась как раз ко времени.

К чести полицейского, он и ухом не повёл.

– Ваше имя?

– Поппи Дэй.

На секунду он замешкался, борясь с желанием переспросить, потом снял трубку громоздкого телефона, больше похожего на реквизит, и сказал в неё: «Мисс Поппи Дэй на три часа назначена встреча с мистером Манро». Это было утверждение, но в конце интонация поднималась вверх – значит, это мог быть и вопрос. Пару раз полицейский кивнул, будто человек на другом конце провода его видел, а может быть, и впрямь видел.

Затем он повесил трубку и посмотрел на Поппи.

– Мисс Дэй, вас встретят у двери.

Началось! Пройдя ворота, она помчалась по Даунинг-стрит на встречу с достопочтенным Тристрамом Манро, министром иностранных дел. С ума сойти!

Поппи не знала, что находится за знаменитой дверью. Если бы она задалась этим вопросом, то, наверное, представила бы себе красивый вестибюль, напоминающий комнату для отдыха, огромный камин, портреты великих людей на стенах, маленький столик в форме полумесяца, на котором стоит серебряный поднос с графином и хрустальными бокалами – вдруг кто-нибудь в смокинге захочет после ужина пропустить стаканчик бренди. Ещё воображение Поппи нарисовало бы бесшумно, но деловито снующий туда-сюда одетый в униформу персонал, как в сериале «Аббатство Даунтон» или, например, «Вверх и вниз по лестнице», где ещё играл тот тип из «Профессионалов»[5] – «Профессниалов», как выражалась бабушка.

Ничего подобного Поппи не увидела. Это был не дом, а скорее огромный, по-настоящему огромный офис – сотни лестниц, кабинетов и коридоров, ведущих неизвестно куда. Поппи была уверена – мест, где можно жить, работать и прятаться, здесь гораздо больше, чем нужно.

Ее встретила женщина средних лет в дорогом синем костюме; серые кудри в перманентной завивке и отсутствие макияжа делали её похожей скорее на буфетчицу, чем на помощницу министра иностранных дел. Доротея непременно окрестила бы её кошёлкой. Она открыла дверь, не спросив, кто пришёл – Поппи Дэй, посетительница, которую ожидает Тристрам Манро, или какая-нибудь несчастная продавщица товаров для дома, пылесосов и тому подобного.