День красных маков - [40]

Шерил глазела на дочь, будто не имела ни малейшего представления, о чём вообще речь. Поппи поняла – так оно и есть, ей-богу. Её имя всегда забавляло окружающих, вызывало бесконечные насмешки. Ей было наплевать. Она – это она, и всегда останется собой.

Выйдя замуж, Поппи, конечно, могла бы сменить фамилию, но становиться миссис Термит ей категорически не хотелось. Уж лучше Поппи Дэй. Может быть, поэтому их и влекло друг к другу. Оба знали, каково это – носить имя, которое другие считают смешным или странным. Стоило назвать его, и люди тут же переспрашивали:

– Поппи Дэй?

– Мартин Термит?

Ошарашенный собеседник замирал, подняв кверху бровь; он был уверен, что над ним шутят. С чего бы им вдруг захотелось так шутить? Поппи часто думала, как живётся её одноклассницам, имена которых никогда не переспрашивают, удивляясь и не веря. Наверное, гораздо лучше. Мартин и Поппи понимали – не важно, что думают окружающие об их именах; и без того живётся паршиво, но тут уж ничего не поделать.

Поппи посмотрела на журналиста и ничего не сказала. Ей не хотелось обсуждать имена, во всяком случае, сегодня. Незаметно для обоих между ними зарождалась дружба. Ей понравилась его увлечённость, ему – её осведомлённость.

– Сколько вам лет, Поппи?

– Двадцать два. А вам?

– Мне?

– Да, сколько вам лет, Майлз? У вас такое лицо, что не пойму – то ли вам сорок, но с виду вы моложе, то ли чуть за тридцать, но выглядите вы старше, потому что жизнь была к вам сурова.

Майлз рассмеялся.

– Вы совершенно правы. Я имею в виду второй вариант. Мне тридцать три, но, как видите, паршивая еда, бессонные ночи, слишком много кофе и дрянных сигарет… в особенности, дрянных сигарет. – Он жадно пил кофе, не видя противоречия между поглощением напитка и предыдущим утверждением.

– Так вы и до старости не доживёте, Майлз.

– А кто сказал, что я собираюсь дожить до старости?

– Хм… ну, может быть, вы и не собираетесь. Просто мне кажется, никто не хочет умереть, когда время ещё не пришло, когда они ещё не успели… По-моему, хуже всего, если смерть приходит внезапно, без предупреждения.

– Что же они не успели?

– Ничего не успели! Узнать как можно больше нового, вырастить детей, сделать их жизнь надёжной и безопасной. Посмотреть мир… может быть, даже изменить его.

– Боже правый, я не готов предаваться таким сложным рассуждениям до завтрака!

– Майлз, я думаю, мы оба понимаем, что так жить неправильно. – Она улыбнулась ему, давая понять – ей известно всё то, что известно ему, и она не боится об этом говорить.

– Вы знаете, почему я хочу поговорить с вами о Мартине?

– Да.

– Хорошо. Отлично. – Он с облегчением выдохнул, прежде чем продолжить. – Я могу задавать вам вопросы, Поппи? Обещаю, что бы я ни написал, сначала посоветуюсь с вами. Хорошо?

– Да, наверное. Всё это для меня так ново.

– Понимаю. Не могу представить, как вам тяжело.

– Да, все так говорят.

– Какой он, Мартин?

– Какой он? Трудно описать кого-то, кого знаешь очень хорошо, правда? Когда я думаю о Марте, в моей памяти всплывает тысяча тысяч образов, и я не могу выбрать из них один. Я вижу его в разных местах, во всевозможных ситуациях. Как будто передо мной россыпь крошечных фотографий, и у каждой свой взгляд, своё выражение лица. Он метр семьдесят три ростом; по-моему, достаточно высокий. В детстве у него были очень светлые волосы, когда он стал подростком – просто светлые, сейчас, в двадцать два – светло-каштановые. Мне кажется, в старости он будет рыжим, с небольшой сединой. Такие мысли вызывают улыбку. Я-то знаю, все мы проходим полный цикл – начало, середину и конец. Он крепкий. Знаете, бывают такие мужчины, плотные. Моя мама говорила, если в Марта въедет девяносто седьмой автобус, ещё неизвестно, кому будет хуже. Вот глупая корова! У него сломан нос, с детства. Носы сами по себе не ломаются, правда? В детстве кто-то сломал ему нос – это куда вероятнее. Он мне не сказал, как такое случилось, но мне кажется, причиной тому его отец. Исправлять нос Март не стал, так и ходит, как боксёр. Это забавно, потому что он ничуть не похож на боксёра. Он очень добрый, милый и чудесный, и мухи не обидит, разве только придётся, принимая во внимание его занятие, ну и вообще…

Майлз кашлянул, пытаясь вежливо сформулировать просьбу не углубляться в детали – у них не целый день впереди. Но Поппи, заметив, как он ёрзает на стуле и кашляет, сама всё поняла.

– У меня такое предложение – может быть, вы расскажете мне, что вам известно о ситуации, в которой сейчас Март, а я дополню? – Её голос был уверенным.

Майлз удивился и обрадовался, когда Поппи решила взять всё в свои руки; он-то полагал, его сочли интеллигентом, далёким от её проблем. Расстегнув сумку, он задумался, пытаясь понять, что она за человек – наивная девочка, не понимающая до конца, в какую ситуацию попал её муж, или сухая безучастная особа. От этих размышлений его брови сложились домиком. Если она наивна, то не знает, какое значение может иметь распространение информации такого уровня; если же она человек беспринципный, возможно, её интересует только личная материальная выгода.

Поппи словно прочитала его мысли.