День, когда я научился жить - [57]

Он чувствовал себя как компас, у которого после стихийного бедствия отказала стрелка, указывающая на север.

Отчего так вышло, что он услышал эти слова именно сегодня, в той ситуации, которая сложилась у него после всего, что случилось вчера? Отчего жизнь преподнесла ему такие совпадения, такую синхронность событий?

Он вышел на террасу, разделся и нырнул в бассейн.

Холодная вода влила в него силы, взбодрила его. Проплыв бассейн под водой, он высунул голову.

Он выиграет этот матч. В одиночку. Несомненно, он будет единственным в мире теннисистом, кто готовится к турниру Большого шлема без тренера. Но он победит. Победит – такой, какой он есть, и никто не будет его подначивать, нажимая на болезненные психологические пружины. Это будет его победа, по-настоящему его.

39

В согласии с людьми и в мире с самим собой.

Эта формула, прозвучавшая из уст Джонатана, как лейтмотив, переходила из одного интервью в другое.

Райан так и не оправился от такого интереса массмедиа к его бывшей жертве. С этой точки зрения закрытие блога теперь уже значения не имело. Он слишком долго тянул с этим – недобросовестные пользователи растащили видеоролики, и теперь они появились на множестве других сайтов. Формула Джонатана повторялась повсюду.

С комком в горле и с камнем на сердце он ликвидировал блог на гостеприимном сервере Миннеаполиса, тщательно уничтожив его малейшие следы в Cети. Это был вопрос безопасности, вопрос выживания. Такая вот петрушка. И теперь он чувствовал себя обездоленным, лишенным единственного источника развлечений. Он скучал, как политик, который взял да и перестал плести интриги.

Свою аппаратуру он положил на место и больше к ней не прикасался. Так опечатывают и ограждают место преступления. Камеры на длинных штативах походили на чучела каких-то огромных насекомых.

Отныне Райан смотрел телевизор, как смотрели его все дураки, которых он когда-то снимал. Надо было срочно найти себе другое занятие – иначе он сам превратится в одного из них.

В этот день туман не желал рассеиваться, словно солнце решило нынче полениться целый день. Прозвонил колокольчик, трамвай остановился, и Джонатан сошел. Во влажном воздухе чувствовались запахи далекого океана.

Джонатан пошел вверх по проспекту. Время летних отпусков уже закончилось, но на улицах все еще было полно туристов, желавших использовать последние дни бархатного сезона. Трамвай его обогнал и тоже неспешно потащился вверх по холму. Офис адвоката, который занимался выверкой деталей продажи страховой компании, находился неподалеку отсюда. Если Джонатан быстро освободится, то позвонит Анжеле. Может, они вместе выпьют по стаканчику где-нибудь на набережной.

Он спокойно шел, как вдруг перед ним возникло видение, от которого кровь застыла в жилах: в нескольких шагах от себя он увидел ту самую цыганку, что когда-то предсказала его кончину. Это была младшая из двух – именно с ней ему никак не удавалось встретиться. Она сидела у одного из деревьев, окаймлявших проспект, и, казалось, спала. Глаза ее были закрыты.

Взволнованный нахлынувшими чувствами, Джонатан остановился и так, незамеченный, долго смотрел на нее. Потом снова двинулся вперед и тихо подошел. Она, видимо, почувствовала его присутствие, поскольку сразу открыла глаза. Однако никак не отреагировала и не попыталась убежать, как в прошлый раз. Наоборот, так и осталась сидеть под деревом, глядя на Джонатана и не говоря ни слова. Он первым нарушил молчание:

– Я в прошлый раз пытался тебя разыскать…

Она не ответила, только глядела на него своими огромными сумрачными глазами.

– Я хотел с тобой поговорить… Узнать подробнее…

Молчание.

– И наконец нашел твою сестру… И она мне подтвердила… твое предсказание.

Юная цыганка осталась безучастной. Лицо ее было строго, но ему показалось, что в темной глубине глаз таился огонек сочувствия.

Мимо него по тротуару сновали люди, по проспекту проносились автомобили, несколько раз за спиной тихо прошел трамвай. Но все это шевеление казалось далеким, словно они с цыганкой находились внутри какого-то пузыря, отделенного от остального мира.

– У тебя есть что мне сказать? – спросил он наконец, сам не зная, на что надеяться.

Она молча смотрела ему в глаза. Потом произнесла голосом, который, казалось, еще дрожал от того приговора, что она сформулировала в прошлый раз:

– Спроси у своей тетки.

40

Матчбол[21].

Остин быстрым движением смахнул пот со лба, чтобы не заливал глаза.

Соберись. Ты идешь на победу.

В публике чувствовалось напряжение, как в грозовом небе, когда назревает буря без дождя, и казалось, что вот-вот вокруг людей засверкают искры. Перед каждой подачей зрители начинали покашливать, словно хотели сбросить с себя это напряжение.

Остин провел на корте уже без малого четыре часа, на солнцепеке, без малейших признаков усталости. Во время матча усталость к нему отношения не имела. Все его существо было мобилизовано на победу, и единственное, что он чувствовал, была жажда этой победы.

Финал оказался труднее, чем ожидалось, – гораздо сильнее и жестче. Уолш выиграл два сета, Остин тоже, и к пятому сету они были на равных, по шесть игр у каждого. Остин вел со счетом 6:5, но подача была за Уолшем. Если он потеряет подачу, Остин выиграет и матч, и турнир и отвоюет свое место в анналах тенниса. Если же Уолш выиграет две подачи подряд, то кубок получит он. Никогда еще Остин не оказывался в такой опасной ситуации, когда все решалось в последний момент, словно четыре часа битвы на корте вообще никому не были нужны.