День, когда я начала жить - [37]

И потом, во время беременности ей бы пришлось отказаться от вредных привычек: пить, курить, сквернословить, как сапожник. Нет, к таким жертвам она точно не готова. Она совсем недавно перестала играть в куклы и сомневалась в том, что хочет кому-то посвятить свою жизнь; кроме того, впереди у нее еще много времени. И, в довершение ко всему, на горизонте что-то не видно папы.

Мари забеременела случайно, по неосторожности. Дети входили в ее планы, но не в ближайшем будущем. Она была не готова. Но лишь до того момента, пока не почувствовала шевеление в животе. Близнецы родились, держась за руки, и Мари сразу же ощутила к ним ту любовь, о которой говорят все мамочки. Любовь настолько сильную, что она иногда причиняла боль. И эта любовь будет длиться всю жизнь.

Когда другой младенец заявил о своем существовании двумя розовыми полосками, она и его тут же полюбила. Украсила его комнату, купила множество ползунков, заранее выстирала их с гипоаллергенным моющим средством, разрисовала дверь его именем и каждый день представляла встречу с ним. Она назвала его Жюлем, у него был ее рот и папин нос, и он был очень хорошенький. Но он умер, едва начав жить. Часть ее ушла вместе с ним. Родольф сказал, что нужно перевернуть страницу, тем более что этот Жюль вроде как и не существовал. Внешне она покорилась. Но дня не проходило без того, чтобы она не думала о своем сыне, который сейчас был бы подростком.

В возвращении на судно, залитое огнями, было что-то нереальное после путешествия во времени. Пока три женщины шли к лифту, им навстречу попался Арнольд, которому, если судить по пристальному взгляду, обращенному на Мари, нужна была именно она.

– Здравствуйте, мадам Дешан, еще одно письмо для вас.

Мари взяла конверт. Сбивчивый почерк Родольфа резко выделялся на фоне белой бумаги, марка была приклеена наискось.

– Все хорошо? – спросила Анна.

– Да, разумеется, прочту позже.

Она положила письмо в сумку в неясном предчувствии, что его содержание ей не понравится.

37

В этот раз Мари долго не раздумывала. Едва закрыв за собой дверь каюты, она вскрыла конверт. Не следует тянуть. Слова Родольфа сродни эпиляции: чем резче рванешь, тем меньше ощутишь боль.

Моя дорогая!

После твоего отъезда я не нахожу себе места. Я хожу кругами по дому и спрашиваю себя, как я до этого дошел, и я много плачу. Я похудел на пять кило, у меня совершенно пропал аппетит, и поэтому я почти ничего не ем. Я стал тенью самого себя и пугаю всех своим видом. Я не заслужил этого, ведь я к тебе всегда хорошо относился. Я отдаю себе отчет в том, что ты значишь для меня. Я не хочу жить без тебя. Ты должна вернуться. Ведь я все-таки твой муж, отец твоих дочерей. Я не выношу эту тишину в доме, и ты должна дать мне еще один шанс.

С нетерпением жду твоего возвращения.

Твой Родольф.

После первого прочтения Мари как будто обухом по голове ударили. Тот Родольф, которого она знала, не мог написать таких слов. Одно из двух: или ему угрожали пистолетом, или он находился в наркотическом опьянении. А может быть, то и другое одновременно. Без всего этого он вряд ли наступит на свою гордостью, чтобы потребовать возвращения жены.

При повторном чтении ее охватило чувство вины. Она даже и не предполагала, что может причинить ему столько горя. Не это являлось ее целью, она никогда ничего подобного не хотела. Ее цель – спасти себя, а не погубить его. Может быть, ей следовало быть более терпеливой, попытаться переговорить с ним?

Когда она в третий раз прочла письмо, пелена спала с ее глаз. Конечно, это Родольф, и никто другой, написал его. Он говорил только о себе: «Я не нахожу себе места», «Я стал тенью самого себя», «Я не заслужил этого». И ни слова о ней, кроме «Ты должна». Он вдруг понял, что его игрушка сломалась и что он не сможет ее починить. Уходя от него, она была уверена, что без нее Родольфу будет лучше. Кроме того, она избавила его от необходимости первым заявить о расставании, ведь он с трудом выносил их совместную жизнь. Видимо, она ему еще нравилась.

Мари скомкала письмо, бросила его в мусорную корзину и открыла дверь на балкон. Морской воздух наверняка выведет ее из того тошнотворного состояния, в котором она находилась. После нескольких вдохов йод сделал свое дело. Он вообще стал ее наркотиком. Идея жить на берегу океана постоянно напоминала о себе. Тем более теперь, когда она не обязана жить в парижском пригороде.

Она представила свой будущий дом на берегу обрыва с видом на закат. С массажной кроватью, с садом с мимозами и… и тут с соседнего балкона до нее донеслись голоса.

Итальянка о чем-то оживленно спорила с мужчиной. И этим мужчиной был Лоик. Уже почти наступила ночь, и если он находился в это время в каюте женщины, то совсем не для того, чтобы лепить фигурки из пластилина. Умело же скрывал свою игру этот бретонец! Браво, номер с безутешным вдовцом, оплакивающим жену, действует на женщин безотказно. Интересно, текст какой песни сунул он под дверь итальянки? «Lasciatemi cantare?», «Ti amo?»[22]. Если бы она не была так расстроена, она бы расхохоталась. Но сегодня на нее и без того свалилось слишком много событий, их было более чем достаточно для одного дня.