День гнева. Принц и паломница - [116]

— Можно найти тут одну неподалеку. Здесь вокруг устричные заводи. Ложе совсем недалеко, там, возможно, и есть лодка — если только ее этот разбойник не взял.

Но лодка оказалась на месте — лежала, вытащенная на гальку возле сложенного из валунов причала. Точнее, это был челнок с почти плоским днищем. Обычно ловец устриц плыл в нем от ложа к ложу, медленно отталкиваясь шестом на небольшой глубине у берега, но возле лодки стояли воткнутые в песок два связанных меж собой весла, которые Мордреду показались в темноте древками неведомых знамен.

Спорые на дело руки вставили весла в уключины, солдаты работали быстро и слаженно, не обменявшись и парой слов.

Артур, оглянувшись на дальний огонек, сказал вполголоса:

— Я поеду дорогой вдоль берега. Бедуир, — в голосе его звучала улыбка, — ты мастак в подобных вылазках. Островок за тобой. Кого ты выбираешь с собой?

— Это суденышко больше двух человек не выдержит и, если заплывешь на глубину больше длины шеста, справиться с ним будет нелегко. Я возьму с собой еще одного знатока. Сына рыбака, если он согласится.

— Что скажешь, Мордред?

— Я готов, — отозвался тот, а потом сухо добавил: — Возьмемся за старое после моего недавнего пребывания на островах? — И услышал, как Артур негромко рассмеялся.

— Тогда отправляйтесь с богом. Будем молиться, что девушка еще жива.

Челнок гладко соскользнул на воду и слегка закачался на волне. Бедуир осторожно занял свое место на корме, свесив шест за борт как рулевое весло, а Мордред, легко ступив за ним следом, сел на весла и приготовился грести. Вот последний толчок оставшихся на берегу — и челнок, покачиваясь, поплыл в темноту. Плеск озерной воды приглушил звуки уходившего отряда, чьи лошади держались более мягкой почвы вдоль обочины тракта.

Мордред греб мерно, с недурной скоростью погоняя вперед утлое суденышко. Бедуир, неподвижно застывший на корме, следил за путеводным отблеском с острова.

— Костер, похоже, почти догорел… Ну да ладно, я уже вижу берег. Возьми теперь немного левее. Вот так. Так и держи.

Вскоре даже ночная темнота не мешала ясно различить очертания островка. Маленький и островерхий, черный на фоне черно-синего неба, он словно плыл над слабым свечением вод, в которых отражалась вставшая над лагуной луна. Легкий бриз рябил воду и скрывал плеск весел. Теперь, когда судорожный и отчего-то мрачный огонек костра исчез, ночь казалась пустой и совсем мирной. На небе проступили звезды, и ветер принес с собой запах моря.

Оба они услышали это одновременно. Ветер внезапно утих, и над водой, негромкий и ужасающий, разнесся звук, разом разогнавший иллюзорный покой ночи. Протяжное и причитающее рыданье, словно по покойнику, полное горя и страха. На островке. Женский плач.

Бедуир вполголоса выругался. Мордред что было сил приналег на весла; утлое суденышко прыгнуло, дернулось вперед, боком ударившись о прибрежные камни. Он поднял весла и единым умелым движеньем подтянул челнок к выступавшему в воду валуну. Бедуир спрыгнул мимо него на берег, на ходу выхватив меч.

Он на миг остановился, чтобы обернуть вокруг левой руки плащ.

— Вытащи челнок на берег. Найди его лодку и притоп и ее. Если он проскользнет мимо меня, останови его и убей.

Мордред был уже на берегу, закреплял на камнях веревку. С черного и поросшего мхом обрыва над ними вновь раздался страшный звук — лишенный надежды, но преисполненный смертной тоски. Ночь полнилась рыданьями. Бедуир, ступив с гальки на ковер сосновых иголок, беззвучно растворился во тьме.

Мордред закрепил челнок, обнажил собственное оружие и тихо пошел по гальке, выискивая взглядом чужую лодку.

Островок был крохотный. Несколько минут спустя он уже вернулся к своему челноку. Никакой другой лодки на берегу не было. Кто бы он ни был, что бы он ни совершил, он уже исчез. Мордред, так и не вложив в ножны меча, принялся быстро карабкаться на звуки рыданий вслед за Бедуиром.

Костер еще не погас совсем. В груде пепла тлели последние угольки. Подле нее, скорчившись и стеная, сидела женщина. Ее растрепанные волосы, разметавшиеся поверх порванного одеяния из темной материи, казались белыми. Костер был разожжен на вершине островка, где несколько сосен, казалось, цеплялись за голую скалу и набросали на камни толстый покров иголок, и где гробница из сложенных высоко камней, пусть отчасти и раскатившихся, давала хоть какое-то укрытие. Рощица была пуста, если не считать фигуры горюющей женщины.

Мордред, несколькими годами моложе Бедуира, достиг вершины, едва не наступая своему спутнику на пятки. Тут оба мужчины помедлили.

Женщина, очевидно, услышала их шаги и подняла голову. Света звезд и слабого отблеска костра достало, чтобы понять, что перед ними не девушка, а старая женщина с седыми волосами и лицом, застывшим в маске страха и горя. Причитанья разом смолкли, словно ей ребром ладони ударили в горло. Тело женщины напряглось, рот раскрылся шире, словно из него готов был вырваться вопль ужаса.

Подняв руку, Бедуир быстро произнес:

— Госпожа… матушка… не бойся. Мы друзья. Друзья. Мы пришли на помощь.

Вопль задохнулся в сдавленном вскрике. Они услышали ее учащенное, со всхлипом дыханье, когда, расширив глаза, старуха пыталась разглядеть в темноте мужские силуэты.