День гнева. Принц и паломница - [112]

— Я едва помню ту ночь. Скачка была словно дурной сон.

— Так подумай об этом сейчас. Ведь так оно и случилось. Гахерис выбрался из города и ускользнул, и, как только представился случай, бросил тебя умирать или оправиться, как положит бог или насколько хватит умений у добрых братьев.

— Тебе и это тоже известно?

— Со временем Артур отыскал монастырь, но тебя там уже не было. В поисках тебя его гонцы изъездили страну вдоль и поперек. В конце концов тебя сочли мертвым или пропавшим без вести. — Гавейн невесело улыбнулся. — Мрачная шутка богов, брат. Умер Гахерис, а оплакивали тебя. Тебе бы это польстило. Когда собрался следующий Совет…

Но конца его рассказа Мордред не слышал. Внезапно вскочив на ноги, он отошел на несколько шагов в сторону. Солнце садилось, и на западе мерцала и сияла озерная гладь. Позади него, меж блеском озера и полыханием заката громоздились утесы Верхнего острова. Он сделал глубокий вдох. Это походило на медленное возвращение к жизни. Однажды, давным-давно, мальчик стоял на берегу неподалеку отсюда, и сердце его тянулось через холмы и проливы к дальним и пестрым королевствам большой земли. Теперь взрослый мужчина глядел в ту же даль, видел те же виденья, и горечь понемногу отпускала его душу. Его не выслеживали как зверя. Его не оклеветали. Имя его все еще сверкающе чисто, как серебро. Отец пытался найти его с миром. И королева…

— Через неделю прибудет курьер, — говорил тем временем Гавейн. — Позволишь мне послать с ним весточку?

— Нет нужды. Я сам поеду.

Глядя на его просветлевшее лицо, Гавейн кивнул.

— А они? — Он кивнул на дальнюю хижину.

— Останутся здесь. Мальчик вскоре сможет занять мое место и делать мужскую работу.

— Она ведь тебе жена, да?

— Так она себя называет. Есть некий местный обычай, лепешки и огонь. Это доставляет ей удовольствие. — Тут он сменил тему: — Скажи мне, Гавейн, долго ты тут еще пробудешь?

— Не знаю. Возможно, курьер привезет какие-то известья.

— Ты ждешь, что тебя вновь вызовут в столицу? Нет нужды спрашивать, — напрямик сказал Мордред, — почему ты оказался на островах. Если ты вернешься, что станется с Бедуиром?

Лицо Гавейна внезапно ожесточилось, сложившись в знакомую маску неистового упрямства.

— Бедуиру придется поостеречься. И мне, полагаю, тоже.

Взгляд Гавейна скользнул мимо Мордреда. Из дальней хижины вышла женщина, а за ней мальчик; оба они стали смотреть в сторону озер. Ветер облепил ее тело тканью туники и подхватил длинные волосы, которые заструились золотом.

— М-да, понятно, — проговорил Гавейн. — Как имя мальчика?

— Медраут.

— Внук Верховного короля, — раздумчиво произнес Гавейн. — Он знает?

— Нет, — отрезал Мордред. — И не узнает. Он не знает даже того, что он мой сын. Она вышла замуж после того, как я уехал с островов, и родила еще троих детей прежде, чем утонул ее муж. Он был рыбак. Я знал его, когда мы были детьми. Ее родители еще живы и помогают ей растить детей. Они приняли меня как своего и были только рады обручить нас после стольких лет, а она, разумеется, сказала, что никогда не уедет с островов. Я обещал, что позабочусь о них, что они ни в чем не будут нуждаться. В глазах детей — всех четверых — я их приемный отец. Быть может, когда-нибудь Медраут узнает, что он незаконнорожденный сын «бастарда короля Лота», но тем дело и кончится. До тех пор, пока я когда-нибудь, возможно, не пошлю за ним. И не при тебе будь сказано, брат, таких, как он, здесь немало. К чему разжигать честолюбие?

— И впрямь к чему? — Гавейн поднялся на ноги. — Что ж, ты останешься с ними или поедешь сейчас со мной ждать корабля? Во дворце тебе будет удобнее, чем в твоем потайном убежище.

— Дай мне день-другой, чтоб они успели примириться с моим отъездом, потом я приду. — Мордред внезапно рассмеялся. — Интересно будет поглядеть, как на сей раз подействует на меня роскошь, после того как я столько месяцев провел за былыми занятьями! Я не утратил вкуса к рыбалке, но сознаюсь, вовсе не радуюсь тому, что приходится копать торф!

* * *

Облегчение и радость короля и столь явное счастье королевы при виде Мордреда были для возвратившегося принца словно наступленье лета, сменившего долгую голодную зиму. Мало что было сказано о событиях той мрачной ночи; ни королю, ни королеве не хотелось особо задерживаться мыслями на них; вместо этого они расспрашивали Мордреда о тех месяцах, какие он провел в изгнании, и вскоре, когда он рассказал о своих попытках вновь войти в ритм трудов своего детства, для всех троих воспоминанья о той «страшной ночи» потерялись в веселом смехе.

Потом они заговорили о Гавейне, и Мордред передал королю посланье сводного брата. Пробежав его глазами, Артур поднял взгляд.

— Тебе известно, что в этом письме?

— В общих чертах, государь. Он сказал, что обратится к тебе с прошеньем позволить ему вновь вернуться на юг.

Артур кивнул. Следующее его замечанье стало ответом на незаданный Мордредом вопрос:

— Бедуир еще в Малой Британии, в своем замке Бенойк, что к северу от обширного леса, какой там зовут Гиблым. И действительно, мы потеряли его, поскольку он, похоже, прочно там обосновался. Этой зимой он взял себе жену.