День гнева - [140]

— Ч-т-что это было? — держась за голову, спрашивает Маритон, опираясь на ладонь «Крестоносца» как старик на палку. — М-н-мне н-не хорошо.

— Это ракетный удар. Я предчувствовал засаду, поэтому активировал чрезвычайный маяк. По нему наводился обстрел.

— Господин! — звучит воззвание «Нуккера», добивающий третьего Хранителя. — Наши датчики засекли множественные сигнатуры противника, идущие сюда. Ещё пара минут, и они будут здесь. Идите, мы остановим их!

Аурон подтолкнул Маритона вперёд по направлению к лифту, оставляя отряд драться в одиночку, против превосходящих сил врага. Они свою миссию исполнили — пробились к точке выхода на Аурэляна. Теперь остаётся дело только за ним и

— Пойдём, наша судьба ждёт нас, — устало молвит Лефорт. — Сотворим же её такой, какой хотим мы. Кроме нас это никто не сделает.

Двое ринулись прямиком к подъёмнику, не смотря на то, какой беспорядок происходит вокруг. Пяти секунд хватило, чтобы двери лифта открылись, впуская двух человек. Внутри его отделка оказалась слишком невзрачный — металлическое зеркальное покрытие и единственная лампа, освещающая кабинку. Но сейчас это не волнует. Они оба прошли сквозь ад войны для того, чтобы свершить правосудие над Апостолами. Мотивы хоть и разные, но цель одна и её исполнение в ещё нескольких мигах жизни, что не может не волновать. Целый день гнева — праведный суд Канцлера оружием и огнём разверзся над нечестивцами, дабы решить их судьбу и Маритон с Ауроном собираются поставить в ней точку. Вот лифт замедляется, и двери спешат открыться, выпуская командира и солдата к последнему Апостолу.

Теперь же перед ними бездна. Помещение затемнено словно тут ночь, лишённая звёзд и луны, вкупе со всяким освещением. Страх и ужас закрались в сердце Маритона, который машет дулом автомата туда-сюда в безнадёжной попытке найти цель. Двери за их спинами захлопываются, лишая света идущего из лифта и двое парней оказываются кромешной холодной тьме.

— Вот вы и пришли к началу и концу сущей реальности, — разразился, словно идущий отовсюду, голос, искривлённый нотками металлического звучания и отразившийся эхом.

— Кто здесь?! — рычит Аурон, устремляя клинок в чёрный мрак. — Покажись, не будь трусом!

Но тьма продолжает томно молчать, щепая нервы гнетущей тишиной. Маритону кажется, что с ним играют, как со слепым котёнком и его оружие ничто, пока он не видит своего врага. Мужчина, оказавшись в темноте,

— Действительно ли ваш слабый разум способен узреть истину и не пасть в плен предрассудка или страха? Хотите вы узреть первого среди лучших? Вы ведь в темноте прожили всю жизнь и не видите истины, которая способна вас напугать. Так лучше всё оставить как есть?

— Не играй с нами!

Темнота будто дрогнула, словно была живым существом, скованным единой волей. Светильники включились, заполняя пространство тусклым светом и отбрасывая искусственный сумрак и предавая обозрению все черты места обиталища последнего Апостола. Маритон с холодной судорогой в душе вспомнил, что последняя ступень в этом зиикурате, во Дворце это огромного размера полусфера, похожая на исполинского размера астрономическую обсерваторию и сейчас он убедился в этом.

Глаза не могут того удивления и катарсиса, которые сейчас распространяются по душе. Вокруг него колоссальный полуамфитеатр, с неописуемыми размерами — три сотни метров в диаметре полукруга. Вокруг них на высоту двадцать метров уходят без конца места для сидения, на которых явно рассаживаются поклонники учений главного Апостола. И всё облицовано тёмной медью.

Остальная часть полукруга разъехалась створчатыми заслонами, как это делают обсерватории с телескопами, позволяя осветить мрачные пространства светом догорающего солнца, которое практически село за горизонт.

— Я здесь, я повсюду. Аурэлян «Победивший Смерть».

Маритон кинул взгляд на гигантский трон, поставленный посередине комнаты. К нему устремляются сотни проводов, а высокий престол усеян десятками системным блоков и паутиной проводов. Его трёхметровая тронная конструкция усеяна аппаратами компьютерной техники, отчего получается конструкция пирамиды. Но больше всего взгляд привлекает не технико-компьютерная фантасмагория, которая окружила существо, ранее бывшее человеком, а как раз сам Апостол. Этот «человек» укрытый чёрным балахоном, расшитый алыми непонятными узорами, с мертвенно-бледным лицом и под ткань одежды уходит множество трубочек, десятки штук, которые видимо исполняет одну цель — поддерживать жизнь. Только всё, что ниже лба и глаз скрыто за маской с трубками, закрывшей челюсть, щёки и большую часть носа. В очах стоит могильный холод и отсутствие всякого намёка на жизнь — они выбелены, лишены радужки и зрачков. Волос нет совсем — вместо них лысина на коже, которая похожа на бледную веленевую бумагу. Ничего не зашевелилось у Апостола, когда он стал сотрясать амфитеатр голосом полным механического скрежета и доносящегося отовсюду:

— Я за вами наблюдал взглядом тысячи глаз по всему городу. Искренне восхищён вашей самоотверженностью и храбростью, но она тщетна. Вы ведёте мир навстречу его гибели, даже не подозревая об этом, — голос Апостола холоден и статичен, лишён фанатичного напора проповедников. — Мой совершенный разум выстроил цепочку неоспоримой логики, которая приводит социальный конструкт, выстроенный на постулатах Рейха к неминуемой гибели.