День Дьявола - [7]

Кэт взяла меня за руку и выглянула в окно, одновременно проводя большим пальцем по мозолистой ладони. Ей нравились мои руки. Помню, мы только познакомились, и она осмотрела их дюйм за дюймом, как гадалка, выискивая что-то в линиях и рубцах – что-то, что уверит ее в счастливом будущем.

Думаю, по сегодняшним стандартам мы поженились довольно быстро: прошло менее полутора лет между той нашей первой хмельной вечеринкой на тридцатилетии Аманды Стьюарт и тем днем, когда мы обменялись кольцами. Но ощущения поспешности вовсе не было, и если кому-то из наших друзей так показалось, они ничего нам об этом не говорили. Как-то не было причины ждать дольше. Еще год или два не сделали бы нас увереннее в своем решении. Но за последние пару месяцев, однако, я начал замечать, как менялась Кэт каждый раз, когда нам приходилось проходить мимо свадебной церемонии. У нее появлялось то же самое выражение, что и сейчас, когда мы проезжали через хутор Уайтхолл, и она смотрела, как кто-то сметает конфетти и листья с кладбищенских ворот у церкви.

– Как красиво, – заметила она.

В ее голосе прозвучала нотка сожаления, позаимствованная ею у матери. Барбара во время нашего бракосочетания все силилась улыбаться, явно думая при этом, что ее Кэт, дочери викария, Господи, пристало идти по приделу церкви Святого Леонарда под звуки органа, эхом разносимые до самого купола, а не вручать себя мне в здании муниципалитета рядом с супермаркетом.

Разумеется, она считала этот выбор результатом моего растлевающего влияния на дочь и не могла – или не хотела – видеть, что, возможно, сама приложила к этому руку. Когда мы объявили о помолвке, Барбара немедленно взяла на себя руководство свадебными приготовлениями, и, чтобы отвоевать обратно контроль за ситуацией, Кэт в один прекрасный день за обедом сообщила, что матери не нужно больше волноваться о псалмах и проповедях, что мы уже вошли в контакт с Бюро регистраций города и зарезервировали место в очереди на пятое июня. В очереди?! Слово застряло у Барбары в горле. Зарезервировали? Звучало так, будто мы собрались на тренировку к инструктору по горным лыжам, а не сочетаться браком.

Она проплакала все время, пока пекла клафути, задуманное ею на десерт, и потом плакала с небольшими перерывами все шесть месяцев, пока к ее дому не подъехало такси, чтобы отвезти ее и преподобного отца в Бюро регистрации браков. Кэт, со своей стороны, выглядела так, будто мероприятие полностью ее устраивало, но, пока мы сидели на кожаной банкетке, дожидаясь своей очереди, я видел, что она жалеет, что настояла на своем. Честно говоря, я думаю, она все бы отдала, чтобы бракосочетание прошло в церкви, с кружевами, колоколами, певцами в рюшах и прочим.

– Вы с миссис Пентекост венчались в церкви, верно? – спросила она у Отца.

– Угу, милая, – отозвался он.

– В деревне?

– Ага, у Святого Михаила, – сказал Отец.

– Джон показывал мне фотографии его мамы, – продолжала Кэт. – Она была такой красивой.

На самом деле не была. В том смысле, как это обычно понимается. Но Отец слегка улыбнулся в ответ и перевел взгляд на дорогу.

Кэт начала что-то говорить, но умолкла, когда мы выехали из-под деревьев и с левой стороны нашим глазам открылось ущелье. Лишь хлипкое проволочное ограждение, обвешанное клочками шерсти, не давало автомобилю соскользнуть в пенящийся внизу поток, но Отец ездил по этой дороге в любое время года, днем и ночью, и теперь невозмутимо закладывал один вираж за другим.

Ветер крепчал по мере того, как мы поднимались все выше, и Кэт стиснула мою руку. Когда мы добрались до Сайк Хаус, особняка грязно-коричневого цвета, стоявшего в отдалении от дороги под сенью каштанов, ветер перерос в шторм, и листья и ветви деревьев разметало вдоль всей Просеки, как называлась дальше наша дорога.

Приблизительно три мили дорога вилась через холмы на север, а далее, у Вайрсдейла, она спускалась вниз к торговым городкам, от которых отходили боковые дороги к портовым поселкам на побережье. На протяжении многих веков по этому пути, мрачному, болотистому, через холмы шли караваны вьючных лошадей.

– Люди, они ж как вода, Джонни-паренек, – говорил Старик, – всегда найдут лазейку, на что бы там ни наступали их ноги.

Состояние дороги всегда зависело от прихотей погоды, и Старик помнил Просеку, когда она еще была не более чем грязной тропкой, осенью превращавшейся в полужидкое месиво. А летом поднятая пыль густым рыжим маревом следовала всем ее поворотам. После даже короткой грозы верхний слой земли стекал в бурных потоках воды, так что лошади должны были брести миля за милей по колено в воде, таща за собой телеги, как сани. В самые суровые зимы долина бывала отрезана от остального мира по несколько дней. А тогда, после Бури, пробраться в долину или выбраться из нее смогли только спустя несколько недель. К тому времени все, что произошло, все, что натворил там Дьявол, уже стало преданием.

&

И по сей день не существует в долине указателей деревни Андерклаф или нескольких домов хутора Эндландс. Всякий, кому нужно в долину Брайардейл, знают, где они находятся, а если чужак попросит объяснить, как туда добраться, ему скажут, что повернуть надо между скотобойней и буковым лесом.