День ботаника - [38]

– В Лесу и друиды есть?

– В Лесу всё есть.

Егор выждал несколько секунд, но продолжения не последовало.

– Насчёт студента хорошо бы на кафедре расспросить. Или у сокурсников.

– Это успеется. – помотал головой Гоша. – А пока надо его самого…

– Самого? Что за бред, он же…

– Есть способ. Сообрази пока что-нибудь вроде носилок, а я сейчас.

Прежде чем Егор успел спросить, зачем нужны носилки, лешак скрылся в подъезде. И вышел через пять минут, заворачивая на ходу крышку стеклянной баночки с чем-то подозрительно золотистым. Егор ахнул.

– Споры дождевиков?

– Они самые. Я подумал – чего добру пропадать-то?

– «Добру»?! Зачем вам эта гадость?

Гоша ухмыльнулся.

– Эту «гадость» знахари с руками отрывают – ценный ингредиент, однако… Но я-то не на продажу беру.

– А зачем?

Лешак замялся, но всё же ответил:

– Помнишь, я говорил, что мне человеческая пища не годится?

Егор кивнул.

– Так и бухло тоже не всякое подходит. Вот ты прихватил профессорский коньяк – а я чем хуже? Душа, она, знаешь ли, требует… Вот, добавляю золотые споры в ягодную бражку – получается в самый раз!

«…замшелый пенёк, бывший бомж-пропойца, да ещё и самогонщик – на свой, лешачиный манер. Хорош проводник!..»

– Вот, зачем понадобилась хохма с ракетой! Хотели спор набрать?

Гоша скрипнул – как показалось Егору, смущённо.

– Ну, эта… а что такого? Кто ж знал, что дождевики все разом полопаются?

– Могли бы и сами. На вас, вижу, споры не действуют!

– Так веселее же! – оживился лешак. – И потом, надо же было, чтобы ты понял, что это за пакость!

– А что, словами сказать нельзя?

– Люди говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. – Гоша назидательно поднял коричневый, потрескавшийся палец. – Вот ты увидел, проникся, и потом с противогазом не сплоховал.

Несколько секунд Егор осмысливал сказанное.

«…и ведь не поспоришь: не расстегни он тогда противогазную сумку – вполне мог и не успеть…»

Проводник уже озирался по сторонам.

– А где носилки? Я же просил! Нам что, на закорках его тащить?

– Куда тащить-то?

– Тут, недалече.

X

Пирога неторопливо ползла против течения. Слева уплывала назад высотка гостиницы «Украина», наполовину скрытая гигантскими клёнами. На противоположном берегу могильной плитой высилось здание Белого Дома, когда-то действительно белое, а сейчас покрытое сплошным, без единой прорехи, одеялом бурого лишайника. Местами оно собиралось могучими складками, словно жировая прослойка на боках толстяка. Сергей однажды попробовал определить толщину слоя, но щуп из заострённой арматурины на два с лишним метра ушёл вглубь губчатой массы, так и не достав до бетона.

– …досматривать меня не стали. Как увидели, что я один – замахали руками: «проплывай, мол!» А рожи кислые, будто лимон сжевали!

– Так пропустили же! – отозвался егерь. – А могли бы тормознуть, взять за жабры: – кого, мил человек, вёз, давно ли высадил и где собираешься подобрать?

– Но это же беспредел! – Коля-Эчемин никак не мог отойти от возмущения. Видимо, наболело. – У нас договор: золотолесцы не мешают плавать мимо Воробьёвых Гор. Какая их забота, кого я везу?

Негодование каякера было подводкой: он уже пытался расспрашивать егеря о его неладах с золотолесцами. Особого секрета в этом не было, однако слухи о том, что Колю попросили с Богатырских прудов за длинный язык появились не на пустом месте, и егерю не хотелось, чтобы его отношения с обитателями Метромоста стали предметом пересудов.

– Вот ты всё говоришь: «мы» да «мы»… Ты в натуре кто – Пау-Вау или нагатинский? Пора бы определяться.

– А зачем? – ухмыльнулся каякер. – Одно другому не мешает. У меня лодка, репутация. Взять, к примеру, тебя: если надо прошвырнуться по реке – кого ты зовёшь? Эчемина! А на Богатырском пруду я душой отдыхаю.

– Давно хотел спросить: у вас там не наших много? Тех, кто не из России?

– Половина, пожалуй, будет. – подумав, ответил Коля. О золотолесцах он уже забыл. – В основном, из Европы, но есть и коренные американцы – индейцы, в смысле.

– А эти-то с чего к нам ломанулись? Европейцы – это я понимаю, им ближе. Но чтобы природные индейцы? Валили бы к своим, в Сан-Паулу!

– К своим? – хмыкнул Коля. – Какие они им, нахрен, свои? В Сан-Паулу настоящие дикари, обитатели амазонской сельвы. Многие ещё из каменного века не выбрались, и теперь уже никогда не выберутся. Цивилизованные краснокожие из Штатов для них такие же чужаки, как и белые. И разговор с ними короткий: копьё в живот или стрелу с кураре в спину. Могут и сожрать, среди самых диких встречаются и каннибалы… Власти Бразилии недаром закрыли доступ не только в Сан-Паулу, но и на всю территорию штата. Мне знающий человек говорил: две трети племен Амазонии уже там, а которые остались – готовы сняться в любой момент.

– Как? Закрыли же!

– Поди, останови дикарей в джунглях, пупок развяжется! Дебри там такие, что сам чёрт ногу сломит.

– Это понятно. – кивнул Сергей. – Но как индейцы туда попадают? Сан-Паулу ведь на юге Бразилии, там нет тропических лесов, как в бассейне Амазонки.

– Находятся добрые люди. – хмыкнул Коля-Эчемин. – Благотворительные фонды, неправительственные организации, борцы за права коренных народов… Власти это не одобряют, но особо и не препятствуют – баба с возу кобыле легче. Племена выходят к границе цивилизованных районов, там их встречают волонтёры и перебрасывают на юг – кого самолётами, кого автобусами или в автофургонах. Их ведь немного, редко-редко группа в полсотни душ. Довезут до границы Леса, а дальше они сами. И ни одного не задержала Лесная Аллергия – похоже, она на дикарей вовсе не действует!