Демонический экран - [35]

Выдающийся сценарист Карл Майер, написавший в свое время сценарий к "Калигари", в своей работе над каммершпилем "Осколки" сделал еще одно важное нововведение: он отказался от промежуточных титров и сделал это не только потому, что они затрудняют и отягощают развитие действия, отображенного в визуальных образах. Он хотел дать возможность избранному зрителю, способному воспринимать душевные волнения персонажей, самому угадать в увиденном, что происходит в их душе или даже в подсознании.

Интервью с Лупу Пиком в "Cinémonde" примечательно еще в одном отношении: Пик заявляет, что он всегда действовал наперекор модным тенденциям. Так, картиной "Осколки" он спровоцировал "лавину психологических фильмов". Напротив, в "Новогодней ночи" он попытался выйти за рамки психологии, чтобы достичь уровня метафизики.

Впрочем, хотя сам Лупу Пик полагал, что он не был подвержен влиянию моды, на самом деле он был захвачен волной немецкого "мировоззрения".

В предисловии к сценарию "Новогодней ночи" он пишет: "Когда я прочитал сценарий, я был поражен извечностью сюжета. И я хотел передать ощущения, которые я испытал при чтении, зрителю. Однако в процессе работы над фильмом открывались все новые перспективы, и я все отчетливее понимал, что в этом сценарии материал, вечный и бескрайний как мир, мастерски передан событиями одного часа. Одного-единственного часа, который, вопреки своему логическому предназначению, тратится людьми не на то, чтобы погрузиться в размышления о самих себе, а на бессмысленное веселье"[28].

Здесь мы видим совершенно четко выраженные идеологические цели тех немецких кинорежиссеров, для которых создание художественных фильмов было действительно крайне важным делом: "Эта книга, — пишет дальше Лупу Пик, — соответствует всем требованиям к киносценарию уже хотя бы потому, что передает — при чтении — не только чисто оптические образные ряды. Гораздо в большей степени она вызывает собственно эмоциональные ощущения, которые волнуют всех нас. Когда ты видишь, как три человека в своем тесном кружке мучают друг друга, ты сопереживаешь страданию каждого из них, ибо в действительности все они хотят быть добрыми друг с другом, но не могут. Когда ты видишь, как герои и окружающие их люди чокаются, празднуют и веселятся, ты чувствуешь, как они проносятся мимо, не замечая друг друга, травят и обманывают один другого. Одним словом, ты чувствуешь то проклятие, которое лежит на человечестве: быть устроенным, как животное, но уметь думать — как человек. Notabene: при условии, что ты хочешь чувствовать, а не только смотреть".

За исключением кухни, общей комнаты, подсобки и кондитерской, по замыслу Карла Майера, все прочие площадки, на которых разворачивается действие, являются лишь "окружением". Это почти магическое понятие, используемое Карлом Майером, получает необычную трактовку. Лупу Пик пишет: "Композиция фильма кажется мне оригинальной еще и потому, что сами события заключены в самые тесные границы, а окружению отводится значимая, едва ли не главная роль в рамках целого; при этом окружение не сливается воедино с самим сюжетом, что было бы банально. Оно призвано создавать симфоническую основу и фон для выхваченной из тысяч отдельной судьбы, которая благодаря этому лучше всего выражает основную идею".

На сохранившихся за границей копиях многие эпизоды с окружением на сегодняшний день утрачены; по-видимому, отчасти это связано с тем, что их метафизическое значение казалось странным зрителям другой национальности. Это кадры с безбрежным вечным морем, бескрайним небом, кладбищем, где над темным горизонтом возвышаются скелетообразные ветви и высокие кресты, ярко освещенные в экспрессионистской манере. Это кадры с безлюдной ночной пустошью, глухим лесом, где бессчетные стволы деревьев отбрасывают черную, тяжелую тень. А когда камера отъезжает назад, чтобы охватить эту обстановку в целом, возникает ощущение безграничного простора.

* * *

Имеет смысл проанализировать сценарий Карла Майера более подробно, поскольку здесь можно найти много такого, что поспособствует лучшему пониманию немецкого немого кино в целом. Среди 54 "эпизодов", из которых состоит сценарий с часто меняющимся ракурсом, нет ни одного, для которого Карл Майер не дал бы подробных указаний относительно освещения, служащего для создания определенного настроения.

Относительно первого эпизода, действие которого разворачивается в кондитерской, мы читаем следующее:

"Маленькая. Низкая. Накурено.

И!

Во вспыхивающем свете: столы!"

Потом в конце того же эпизода, когда посетитель подтрунивает над молодой женщиной:

"Тут она смеется еще больше. И все вместе с ней.

В дыму и тусклом свете".

Или же когда Карл Майер описывает жесты своих персонажей, он вставляет подобные указания между описаниями:

"Мужчина. Он теперь там. Проворно делает свою работу. Суета в волнах тусклого света".

Каждый раз, когда в кадре появляется кондитерская, это означает: "Чад. Дым. Приглушенный свет. Суета. Бренчит пианино". Между тем благородное заведение напротив, где торжественно-оживленный прием посетителей происходит в атмосфере "яркого света и блеска", охарактеризовано не слишком подробно. Спертый дух пота, дыма и алкоголя, наполняющий "общедоступную кондитерскую" Мейера, гораздо живее воссоздается в воображении. Ведь еще мадам де Сталь совершенно верно заметила в своей книге о Германии: "Печи, пиво и густой табачный дым окутывают простой люд Германии особой теплой, удушливой атмосферой, из которой он уже не хочет выходить".