Демон - [42]

— Я обязана была предположить, что такое возможно. Разве ты сама могла быть уверена в обратном?

Робин уже собиралась испустить негодующее «конечно могла», ко вовремя остановилась. И вспомнила про «капсулы времени», про девственные зачатия. Гея давным-давно ее коснулась. Гея спланировала ее семью.

— Неужели ей все-все доступно?

— Ей очень хотелось бы тебя в этом убедить. Впрочем — да, почти все. Пока что ты даже понятия не имеешь, как скверно это бывает.

— И ты бы меня убила?

— Да.

Робин подумала, что ей полагается обозлиться, но почему-то не обозлилась. Наоборот — ее охватил странный покой. Ведь если бы Гея и впрямь вложила в ее тело какую-то хитрую ловушку, то лучше тогда не жить.

— А как насчет Искры? — вдруг спросила она.

— Ну вот, ты уже начинаешь проявлять полезную паранойю, — кивая, похвалила Сирокко. — Хотя до меня тебе еще далеко. Искру я уже проверила несколько часов назад. Я подумала, что будет уместно — учитывая ее темперамент, — чтобы она этого не помнила. Я велела ей забыть, и она забыла.

— А Адам?

— Невинен как дитя, — с улыбкой ответил Крис. Робин улыбнулась в ответ, припомнив, как тепло относились они друг к другу много лет назад. Она даже готова была простить ему его шерсть — пусть даже на время. Затем она впервые оглядела окрестности и нахмурилась.

— Что это за место? — спросила она.

— Источник молодости, — ответила Сирокко.

Некогда в Гее было двенадцать источников. Затем тот, что в Океане, пропал во время Бунта. Тот, что в Тейе, ушел глубоко под лед, а источники в Мнемосине и Тефиде скрылись в толще песка. Из оставшихся восьми семь были резко перекрыты в один и тот же день двадцать лет назад — в тот самый день, что увидел смерть первого воплощения Геи и дождь соборов с небес.

Но над Дионисом Гея была не властна, ибо центральный мозг этого региона был мертв. Гея никак не могла повлиять на эти земли — ни по-хорошему, ни по-плохому. Она лишь могла послать сюда свое воинство и превратить Беллинзону в кромешный ад, но более тонкие функции под поверхностью оказывались ей недоступны.

Несмотря на это, Дионис на удивление процветал. Сирокко полагала, что тут могли приложить свою руку гномы. Так или иначе растения продолжали расти, воды течь, а воздух циркулировать.

И источник по-прежнему давал свои плоды.

Именно источник был той первопричиной, почему Крис построил «Смокинг-клуб» именно в тех краях. Он сам нуждался в этом не меньше Сирокко. Это была хорошая мысль быть поближе к источнику и не спускать с него глаз.

— Откуда мне знать, что он мне не повредит? — поинтересовалась Робин.

— Об этом и думать нечего, — ответила Сирокко.

— Да, я знаю, ты говорила, но... откуда тебе знать? Может, тут фокус. Может, рука Геи на тебе.

— Если так, тебе уже крышка, — заметила Сирокко. — Ты уже сказала, что мне доверяешь. Так либо доверяешь, либо нет.

— Доверяю. На уровне эмоций.

— Только так и может быть. Логика тут ни при чем. Нет логического способа доказать, что Гея мной не руководит.

— Знаю. Извини. Я просто немного нервничаю.

— Не надо. Просто разденься.

Сирокко отвернулась, чувствуя, что Робин так же нервничает насчет раздевания, как и насчет всего остального. Она даже решила отослать Криса и пригласить его позже для его собственной процедуры. Но затем, повернувшись и увидев, как Робин выступает из штанов, поняла, что Крис тут ни при чем. Сирокко отчаянно надеялась, что у нее ничего не выразилось на лице, но в горле неотвратимо застрял комок внезапной жалости.

Вид голая Робин имела очень жалкий. Она и так выглядела бы достаточно жалко, но для той, кто видел ее в блеске славы, это просто разрывало сердце.

Все татуировки сильно выцвели. Сирокко уже видела Глаз и Пентазм на голове, а также часть змеи на предплечье. Какие же они у девятнадцатилетней Робин были яркие и красочные! А теперь они выглядели мутными; на пепельно-сером рисунке едва виднелись тускло-красные и грязно-зеленые краски. Четвертая татуировка — змея вокруг ноги — мало чем отличалась от остальных. Но пятая была совсем исковеркана.

Невелика потеря для мира искусства, подумала Сирокко, но все равно страшное издевательство. Робин очень рано узнала о том, что все ее дети получат тот же недуг, который был у нее и избавляться от которого она явилась в Гею. И в порыве юношеской бравады сделала у себя на животе чудовищный рисунок. Рисунок этот изображал жуткого монстра, который прорывался из-под ее кожи — пытался пробиться из матки во внешний мир с помощью клыков и когтей.

— Искра оказалась слишком велика, — скорбно пояснила Робин, потирая шрам, от которого татуировка казалась еще уродливей. — Мне пришлось сделать кесарево сечение. — Она стояла с поникшими плечами, пытаясь как бы случайно сцепить руки на животе. Кожа ее была бледной, а волосы безжизненными. Лицо покрывали морщины, и даже зубы выглядели скверно. Робин давно махнула на себя рукой. Одно дело — старение; здесь же было нечто совсем иное.

— Ничего, — пообещала Сирокко. — Все скоро наладится.

Она вошла в воду и протянула подруге руку.

Робин и Ее предполагала, что вода бывает такой горячей. Но странное дело — жар чувствовался, однако ожогов не было и в помине.