Демон снов - [6]

— Принесите питья! — приказал Тахат, и женщины исчезли так же бесшумно, как появились. Тахат брезгливо поморщился им вслед, пояснил:

— Мои жены. Холодные, как воды ручья в дождливый день, и нудные, как осы! В первую же ночь они начинали плакать и стенать, умоляя пожалеть их красоту и девственность…

— Жалел? — поинтересовалась Соня. Тахат округлил глаза:

— Зачем? Я просто отсылал их прочь. Потом они приходили сами.

Соня подавила смешок. Конечно, приходили, когда жадность и честолюбие перебарывали отвращение к уродству мужа. Им хотелось почета, украшений, сытой жизни…

Полог колыхнулся, одна из жен, семеня, внесла в шатер кувшин с какой-то белой жидкостью, вторая плюхнула перед Соней ароматно пахнущую миску с водой. В воде плавали кусочки неведомых Соне фруктов и две виноградины. Соня взялась за миску, поднесла ее к губам. Жены захихикали.

— Цыц, женщины! — крикнул Тахат. Красавицы притихли, а Соня чуть не выплеснула питье на ковер.

— Это вода для умывания,— пояснил Тахзт.— А в кувшине — кобылье молоко. Его можно пить.

— Знаю.— Соня глотнула из кувшина. Кислое холодное питье освежило рот. Отступившие к выходу жены зашептались, ощупывая Соню ревнивыми взглядами.

— Пошли вон! — рявкнул Тахат. Женщины выскользнули из шатра. Соня расслышала их удаляющийся смех.

— Мои жены только и умеют, что смеяться и плакать,— пожаловался Тахат, потом вспомнив о чем-то, приободрился: — Зато твои речи! О-о, они дарят наслаждение душе, а это куда больше, чем наслаждение тела! Скажи, как много ты путешествовала?

— Достаточно.— После еды девушку стало клонить в сон. Тахат зашуршал подушками, придвинулся поближе. Соня почувствовала исходящий от него запах муската.

— А в твоих странствиях тебе на пути попадались маги и колдуны? — шепотом спросил Тахат. Сейчас покоритель гор был похож на ребенка, выпрашивающего у матери страшную сказку. Соня подавила зевок.

— Всякое бывало…

— И что они?

— Люди как люди,— пристраиваясь поудобнее и подальше от Тахата, сказала Соня.— Толкуют о великих богах, варят всякие зелья, демонов вызывают. Так, ерунда. Правда, в Кезанкийских горах…— сообразив, что сказала лишнее, она осеклась, но было поздно. Глаза Тахата заблестели:

— Что в Кезанкийских горах?

— Да ничего особенного,— буркнула Соня.— Я устала.

Она отвернулась от светоча знаний, и на некоторое время наступила относительная тишина. В шатре темнело. Из-под полога тянуло ночной прохладой, за тонкими стенами мелькали чьи-то тени, слышались неразборчивые голоса, позвякивало оружие. Соня уже впала в полудрему, когда услышала, что покоритель гор придвинулся поближе. Готовясь к сопротивлению, она подняла голову и столкнулась нос к носу с Тахатом. Лица светоча знаний и покорителя гор в темноте было не видно, зато глаза блестели двумя влажными точками.

— Ты всегда путешествовала одна? — спросил он.— А куда же делись твои уважаемые родители?

— Их убили аквилонцы,— стараясь незаметно отползти от Тахата, ответила девушка.

— О-о, это плохие люди,— неожиданно согласился Тахат.— У нас говорят «паршив, как аквилонец», хотя никто их в глаза не видел. Мой отец рассказывал, что аквилонцы живут далеко на западе, они лживы, сильны и очень опасны.

— Твой отец был прав.— При упоминаний злейших врагов с Сони слетела вся усталость. Спать ей расхотелось, а Тахат напомнил старшего брата. Как часто они вдвоем убегали от родителей на старый сеновал и там, в темноте, поверяли друг другу самые страшные тайны. Правда, тогда они были всего лишь детьми…

— Если мне доведется встретить аквилонца в ваших краях, я убью его не задумываясь! — с ненавистью произнесла Соня.

— Не встретишь,— успокоил девушку Тахат. Покряхтывая, лег на спину, уставился в крышу шатра.— К нам редко приходят люди из-за западных гор. А если приходят, мы их убиваем сами. Нам не нужны женщины, чтоб воевать с западными варварами.

— Многие женщины сражаются не хуже мужчин,— возразила Соня. Презрительное отношение Тахата к женщинам-воинам ее обидело.— Я с пяти лет умею стрелять из лука, а уж кинжалом владею получше любого твоего алатара.

— Но не лучше меня! — гордо заявил Тахат. Соня фыркнула. Тахат сел, возмущенно сопя, вытащил из-за пояса кинжал. Лезвие грозно блеснуло в темноте.— Я не сражаюсь с женщинами, но вот таким ударом я бы мог перерезать тебе горло.

Он взмахнул короткой рукой. Скорее по привычке, чем из желания обороняться, Соня нырнула под удар, перехватила его руку снизу и дернула Тахата на себя. Толстая туша покорителя гор плюхнулась поперек ее живота, кинжал упал на ковер. Сопя и отдуваясь, Тахат зашарил по ковру руками. Соня спихнула его с себя, поправила сбившееся платье.

— Так-то! — Ей было приятно поставить на место этого зазнавшегося степняка. Тахат отыскал кинжал, сунул его обратно за пояс.

— Я не знал этого приема,— немного подумав сообщил он.— Но даже зная, вряд ли успел бы на него среагировать. Где ты этому научилась?

— В Туране.

— Ты там воевала?

— Было и такое…

— Говорят, за горами, на севере, есть целое племя женщин-воительниц,— сказал Тахат.— Ты была у них?

— Нет. Мне нечего делать на севере.

— А что ты делала в Кезанкийских горах?