Демон сна - [2]

— Да, но я — лучший, — мрачно мяукнул кот, и двое магистров медленно побрели к серым автомашинам. Ни тот, ни другой, и вообще никто из работавших на поляне так и не заметил гадостное некрупное существо с остренькой мордочкой и кожистыми крыльями, полузарывшееся в грязь у самого берега речушки и внимательно слушавшее беседу человека и кота. Когда они закончили разговор и отошли от реки, существо медленно и плавно ввинтилось в землю, начав своё долгое путешествие. Существо знало только одно: всё, что оно услышало, нужно было донести до кого-то главного. До кого-то, кто обладал обращённой ко злу и тьме волей и умел найти применение таким сведениям.

Подслушанная безмозглым собирателем информация прошла длинный путь. Но почти неискажённой она попала-таки в цель.

Глава 1. Сломанная душа

Осень 20.. года стала одним из самых тяжёлых периодов моей жизни. Моя земная любовь, дочь убитого мною могущественного тёмного чародея юная Анна Залесьева, лежала в спиритической коме в хрустальном гробу в дальней зале моей потусторонней усадьбы. Добровольно отринув оставшуюся без носителя демоническую Силу, что довлела над её отцом, светлая душа невинной девушки пребывала в спокойной стране снов, и не было никаких надежд на её скорое возвращение в мир живых. Начальник мой, серый разумный (излишне даже разумный, на мой взгляд) кот по имени Сефирос, говорил, что надо верить и молиться. Что мне мольбы! Разве не взывал я к небесам, вглядываясь сквозь прозрачный хрусталь в милые черты моей любимой?! Но небеса, казалось, были бесстрастны и глухи. И вера угасала.

Разреши, о мой безвестный читатель, представиться тебе, если не видал ты прежние записки из хроники моей странной и невесёлой жизни. Андрей Малинов, бывший офицер милиции, а ныне агент потусторонней и безымянной Организации, стерегущей вас, добрые люди, от исчадий иной стороны бытия… Да, мир был бы темнее и страшнее без существования этой малой силы, охраняющей человечество от реальных и духовных чудищ, то и дело выползающих из потайных чёрных уголков мироздания… Но что мне сейчас за дело до того? Какой во всём этом смысл? Ведь Ани, милой Ани не было со мной, и половина моей души была оторвана. И жизнь моя теряла суть.

Я страшно тосковал. Лето я ещё кое-как продержался, да и руководство дало мне длительный реабилитационный отпуск для поправки здоровья и нервов после миссии в родовом имении Залесьевых, миссии, в которой всё пошло наперекосяк, и которая закончилась страшными событиями, гибелью нескольких человек и уходом Анны не в последнюю очередь из-за совершённых мною безрассудных поступков и допущенных мною ошибок.

Но после лета пришла серая и бессолнечная осень, навалилась рутина служебных будней, и мне стало совсем худо.

Я плакал — я не стыжусь этого. Я пил. Тут, конечно, есть чего стыдиться, но, по крайней мере, я не опустился до того, чтобы напиваться в одиночку. Я искал собутыльников. Однако единственный из тех, к кому я мог бы обратиться среди моих новых коллег по Организации, специальный агент Людвиг «Кримсон» Рихтер, полувампир, спасённый мною из тюремных застенков графа Залесьева, временно переведён был в южноамериканский департамент — что-то они там нашли такое среди островков Огненной Земли, и требовались именно его способности.

Тогда я стал искать среди старых своих, ещё земных друзей. Через новомодные социальные сети можно было, конечно, списаться с кем угодно из них, но душа не лежала. У всех, судя по их страничкам, более или менее обычная, размеренная жизнь с семьями, детьми, дачами, компанейскими застольями и непременным отдыхом на пляжах турецких берегов. Что я им? Зачем привносить мрак своей судьбы в нормальное человеческое существование?

Однако мне отчаянно требовался собеседник. И довольно неожиданно я сошёлся вновь со своим бывшим одноклассником Марком Извольским. Когда-то, ещё в школе, мы даже дружили. Неудивительно — ныне на его страничке в сети не было курортных пейзажей и портретов смеющихся детей. Там были странные стихи, мрачные фотографии тёмных улиц или туманных полей под серым небом. Марк жил словно бы в немного другой реальности — как будто ближе к моему нынешнему кругу бытия. Люди творческие невероятно, пугающе близко подходят порой к той тонкой грани, что разделяет физическое и ментальное пространства. Если бы они только знали…

Марк был поэтом, как это полагается — непризнанным, но, надо сказать, неплохим. Иногда он исполнял песни на стихи собственного сочинения под аккомпанемент наспех сколоченной рок-группы по московским андерграундным клубам. Но успех выступлений был мал и преходящ. В личной жизни же бедняга то и дело терпел сокрушительные неудачи, отчего на всём его творчестве лежал отпечаток глубокой рефлексии.

Марк отнюдь не был трезвенником и никогда не упускал случая выпить — чётко исполняя завет своего американского тёзки Твена. Разумеется, я не открыл ему, чем на самом деле нынче занимаюсь. Даже будучи в серьёзном подпитии, я никогда не затрагивал тему своей теперешней работы. Боюсь, у моего друга, как и у многих из тех, кто со мною сталкивался, возникло представление, что я служу в какой-нибудь секретной части ФСБ. Но его это мало волновало. Для него я был просто всегда желанным вечерним гостем, паркующим под окном серый «седан» и со стекольным звоном бутылок поднимающимся по плохо освещённой скрипучей лестнице, зычно требуя «метать стаканы на стол».