Демон Аль-Джибели - [22]

— Это еще не решено.

— Ха! А зачем тогда созывать всех в Круг?

— Чтобы решить.

От смеха Сиббха пролился коротким дождем.

— Совсем очеловечился! Что тут решать? Оргай решит, мы поддержим. А Оргай решит быть с Кашанцогом.

— Но это же потеря души.

— А она тебе нужна? — Сиббха-койцан взмыл прозрачным паром. — Союн глупость придумал. Тьфу на него! Тьфу!

— Но с душой ты живой.

— А с Кашанцогом я равен Создателю! Мы вновь ощутим могущество! А всех человечков…

Перед глазами Бахмати возникла оформленная лунным светом двуногая фигурка и тут же распалась на клочки, растаяла.

Бахмати покивал.

— Ну да. Ты лети, лети, — сказал он Сиббхе, — а то опоздаешь, не примут в великое тело великого ойгона.

— И то правда.

Сиббха-койцан, тряхнув пегой гривой, рванул над песками к месту сбора.

Бахмати же повернул обратно.

— Ах, Бахма-тейчун, ты куда?

Айги-цетен возникла перед ним, преграждая путь. Чешуйки ловили свет луны. Узкие ладошки дышали огнем.

— Я думаю, мне здесь делать нечего, — сказал Бахмати.

— Почему же? — улыбнулась дочь Оргая.

— Потому что вы, похоже, решили соединиться с Кашанцогом.

Бахмати предпринял попытку обойти Айги-цетен, но она снова оказалась напротив.

— Ты невежлив, Бахма.

Красные губки скривились. Снежинки в глазах задрожали.

Песок у ее змеиного хвоста вдруг вздулся куполом, и наружу, разрыв себе путь скорпионьими клешнями, выбрался Оргай-многоног. Толстый, обманчиво-неуклюжий, в костяных наростах и жесткой щетине.

— В самом деле, Бахма, — сказал он, многоглазо щурясь, — неужели даже не поздороваешься?

Бахмати усмехнулся.

— Зачем это представление?

— Потому что ты дорог нам, — Оргай-многоног подступил к Бахмати на осторожных лапах. — Потому и представление.

— Я же не полноценен, — сказал Бахмати, шагнув назад, — у меня всего половина души.

— И целый город! — выкрикнула Айги-цетен.

— И правда, — Оргай-многоног все-таки подобрался и положил клешню на плечо Бахмати, — ты обладаешь великим сокровищем. Зачем оно тебе? Тем более, с половиной души? Ты мог бы… Мы могли бы преподнести его Кашанцогу как выражение своей верности.

Он ловко обыскал Бахмати. Шершавые клешни нырнули за отвороты халата, проверили рукава, вывернули пояс.

— А где… мне тут шепнули, что у тебя…

— Разрядилась, — сказал Бахмати. — Оставил в Аль-Джибели.

Оргай рассмеялся.

— Зря, зря. Ну, пошли, что ли, в Круг.

— Стоит ли?

— А все посмотрят на тебя, — развернув, Оргай увлек его за собой. — Они тоже тебя давно не видели. Тебя ж выкинули в Хэбиб, да? А ты вон…

Айги-цетен поплыла чуть в стороне, посверкивая глазами.

Оргай рыхлил песок. Под ноги ковыляющему за ним Бахмати стали попадаться камни. Росли, приближались черные горы, росла и прореха между отрогами.

Лунный свет на изломах склонов серебрился инеем.

— Знаешь, — сказал Оргай, — за тебя, такого, как сейчас, я отдал бы дочь не задумываясь. Кто ты был до Хэбиб? Вонючий ойгон, все желания которого не стоили кончика ее хвоста. Песок в голове, пустота в душе. Даже странно видеть совсем другого Бахма-тейчуна. Какое-то удивительное перевоплощение.

— А вы остались такими же, — сказал Бахмати.

— Пустыня, — вздохнул Оргай. — Здесь мало что меняется.

Они добрались до площадки, которая обозначала вход внутрь горного кольца. На дне окаймленной зубцами чаши светился неровный белый круг с танцующими над ним дикими огоньками. Амфитеатром огибали его каменные выступы и террасы, присыпанные песком.

— Проходи, — подтолкнул Бахмати Оргай.

А сам пошел вниз.

Бахмати стиснули справа и слева. Сзади, он чувствовал, притаилась Айги-цетен.

Выступы напротив были заполнены карриками и суккабами, оттуда доносились пощелкивания зубов и костей. Глаза карриков светили почище Зафировой лампы.

Мертвый народец толпился на кривых ярусах слева. Кто-то там подскакивал и бил в бубен. Тонкие голоса слитно тянули непонятную песню. Впрочем, зная мертвый народец, Бахмати не сомневался, что песня полна кровавых битв и сладких трупов.

Все остальные места занимали ойгоны.

Их было на удивление много. Далеко за сотню. Большинство предпочитало внетелесную, тонкую форму. Но попадались и вполне материальные персонажи, вроде каменного великана или ойгона-дерева. Те, кто держались за форму, были Бахмати более симпатичны.

— Друзья!

Голос Оргая-многонога взмыл из Круга к собравшимся.

Шепотки, шелест, песня мертвого народца разом прекратились.

— Друзья! — повторил Оргай. — Сегодня великая ночь. Наш собрат, Старший ойгон, каннах, именуемый Кашанцогом, вырвался из подземной тьмы и готов принять нас в свои объятья!

— А айхоры? — спросил кто-то.

И почти все посмотрели в небо. Даже Бахмати запрокинул голову, надеясь увидеть хоть один белый промельк Союнова слуги.

— Нет айхоров! — возвестил Оргай. — Нет! Кашанцог уже взял души людей Кабирры, Самхарды и долины Зейнаб и стал много сильнее, чем был. И никакие айхоры его не остановили! Скоро, скоро исполнится мечта всякого ойгона — с Кашанцогом мы сможем раз и навсегда установить на Земле наш, а не человеческий порядок. Наш закон! Наш мир!

Он воздел клешни.

Амфитеатр взорвался воплями и криками. Разгоряченные ойгоны вспыхивали огнями, клубились, мерцали и метали молнии.

Бахмати подумал: глупцы!