Демидовы: Столетие побед - [166]
Ну, это, понятно, были слова, не более. Что такого мог предпринять отец, что остановило бы младшего сына в его поползновениях? Нам кажется, на Дугне он это «что-то» и предпринял. Пытаясь завладеть землей, на которой строился или уже стоял единственный завод Никиты Никитича, Никита Демидович помимо прочего ставил под контроль активность настырного отпрыска. Если бы жалоба в Берг-коллегию не была услышана, если бы та допустила Никиту-младшего к медной руде на Вые, Никита-старший смог бы устроить сыну «веселую жизнь» на Дугне. В его способности сделать это «как надо» сомневаться не приходится — вспомним хотя бы, как он ставил на место попытавшегося присоседиться к нему на Тулице Ивана Баташева.
(С учетом сказанного еще раз вспомним уже надоевшую историю с землей под Верхотулицким заводом. Покупая ее для сына Григория, только ли помочь ему хотел отец? Не искал ли он также способ на многие годы обеспечить его лояльность? Правда, купчая на землю хранилась у Григория, но…)
Временно отступив в своих претензиях на кусочек уральского пирога, Никита Никитич концентрирует усилия в Центральной России. Инерция некоторое время сохраняется и после смерти отца. Он добивается разрешения расширить доменное производство на Дугне (возведя там вторую домну) и создать новое передельное предприятие на речке Брыни[981]. Вскоре задуманное осуществляет.
Братья: двадцать лет между войной и миром
А в 1730 году удается зацепиться и за Урал. Зацепившись, освоиться. За Шайтанским заводом, пущенным в конце 1732 года[982], после десятилетней паузы последовали заводы Верхнесергинский (октябрь 1743 года) и Нижнесергинский (ноябрь 1744 года). Они находились в Уфимском уезде Оренбургской губернии на речке Серге, притоке реки Уфы, верстах в пятнадцати один от другого. В 1751 году в Исетской провинции той же губернии у екатеринбургского купца (выходца из Тулы) Якова Коробкова Никита-младший купил железный (в конце десятилетия ставший еще и медеплавильным) Каслинский завод на речке Касли. Позднее в той же провинции примерно в 40 верстах от него построил и в 1757 году пустил два завода на речке Кыштым, притоке реки Течи: доменный и передельный Верхнекыштымский и расположенный в трех верстах от него передельный Нижнекыштымский[983].
Компромисс своих и брата интересов, позволивший создать завод на Шайтанке, не означал, что трения остались в прошлом. Последовало новое охлаждение в отношениях. Каждый из братьев имел друг к другу серьезные долговременные претензии. По ситуации они могли отходить на второй план. Но именно они определяли обычный, «нормальный» для них характер отношений. Всплывали старые обиды — формировалось ожидание новых.
В восприятии Никиты старший брат был человеком, владевшим неправедно отнятым у него имуществом. Он мог исправить отцовскую ошибку — не исправил. Позже вознесся, и спорить с ним стало совсем невозможно. «А по смерти родительской, — пишет Никита в 1748 году М.И. Воронцову, — как усилился брат мой у Регента, тогда и поминать было невозможно; только дал десять тысяч рублев, о чем я и в проезд Киевской Всемилостивейшей Государыне в доме своем доносил, при чем и ваше Сиятельство быть изволил, на что изволила в то время о сем веселиться, и при том изволила сказать: что ты ныне молчишь? Да как было думать и просить на него? В какой он силе был!»[984]
Никита рискнул коснуться деликатной темы в разговоре с императрицей, и это было в ее «проезд Киевский» (1744), то есть когда Акинфий находился на вершине могущества и императрица его во всем защищала. Можно представить, как глубоко сидела в его сердце эта заноза.
Примерно к тому же времени (начало 1740-х годов) относится поданное в Сенат прошение Никиты, в котором личная обида прикрыта соображениями введенной в моду Петром I общенародной пользы. Никита писал, что его брат «имеющияся ево в Сибире заводы разорил, и по смерти отца их как в военных припасах, так и в железе и в народной продаже великое в цене повышение имеет»[985].
Акинфий в отношении Никиты тоже никак не мог успокоиться. Брат продвигался на Урал, и по ходу движения поводов для конфликтов не убывало. К тому же Никита был не рядовым конкурентом. Вроде бы и смирившийся с его успехом Акинфий помнил политику, которую проводил отец. На усилия младшего брата упрочиться под боком у старшего последний отвечал, и по временам резко. Очередным яблоком раздора стал завод, строившийся Никитой на речке Баранче.
Вероятно, вскоре после того, как Акинфий добился указа о «собственной протекции» и защищении у императрицы, был составлен «Реестр нерешенным делам по прошениям действительного статского советника Акинфия Демидова в заводских и других делах и в чинимых от него другим заводчиком [и] от них ему обидах»[986]. Среди включенных в него заголовков дел есть отражающие его конфликты с братом. Самые ранние относятся к 1738 году — как видим, нерешенными они оставались шесть лет. Вот два образца:
«Репорт ис Канцелярии главного заводов правления о согнании от работ оным Демидовым строющагося Баранчинского брата ево статского советника Никиты Демидова завода работных людей; при том доношение из оной же канцелярии и экстракт о строении железных заводов на той же речке Баранче бароном Строгановым и статскому советнику Никите Демидову.
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.
Туве Янссон — не только мама Муми-тролля, но и автор множества картин и иллюстраций, повестей и рассказов, песен и сценариев. Ее книги читают во всем мире, более чем на сорока языках. Туула Карьялайнен провела огромную исследовательскую работу и написала удивительную, прекрасно иллюстрированную биографию, в которой длинная и яркая жизнь Туве Янссон вплетена в историю XX века. Проведя огромную исследовательскую работу, Туула Карьялайнен написала большую и очень интересную книгу обо всем и обо всех, кого Туве Янссон любила в своей жизни.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В ноябре 1917 года солдаты избрали Александра Тодорского командиром корпуса. Через год, находясь на партийной и советской работе в родном Весьегонске, он написал книгу «Год – с винтовкой и плугом», получившую высокую оценку В. И. Ленина. Яркой страницей в биографию Тодорского вошла гражданская война. Вступив в 1919 году добровольцем в Красную Армию, он участвует в разгроме деникинцев на Дону, командует бригадой, разбившей антисоветские банды в Азербайджане, помогает положить конец дашнакской авантюре в Армении и выступлениям басмачей в Фергане.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.