Демидовы: Столетие побед - [153]

.

К челобитной братья приложили обширный, 19 пунктов, экстракт, подробно перечислявший, в чем, по мнению челобитчиков, Прокофий договоренность «не токмо не исполняет, но и ничего братьям своим дать не хочет». Из него узнаём, что в Тулу и Сибирь ордера о разделе движимого имущества не посланы, что на Чугунских заводах раздел идет, но медленно из-за препятствий, чинимых приказчиком старшего брата. Расчетная контора в Москве не учреждена за его же, Прокофьевым, несоглашением. В Сибири дело движется, но поминутно спотыкается. Прокофий просит закрепить за ним леса, данные Петром I его деду, игнорируя тот факт, что они «пожалованы, дабы и другие в тех местах дед наш заводы заводил, которые и заведены, и ему, Прокофью, не достались». Григорий и Никита никак не могут получить согласованное при разделе количество чугуна, Григорий — какие-то «образцы» с «меднокотеленных» фабрик при Невьянском заводе. Не отдают ему и инструменты недействующего Тульского завода. В Петербурге Григорию достался дом, но в нем хранится общее движимое имение. Прокофий делить его не дает и сам не съезжает, хотя имеет в столице собственный дом, сдаваемый внаем. Приказчики не отдают в раздел и находящиеся на Невьянском заводе «башенные двои часы с колоколами». Челобитчики опасаются, как бы «по явной же брата нашего ко интересу склонности (то есть из-за корыстолюбия. — И. Ю.) …он всего оного себе не захватил»[905].

Впрочем, между Никитой и Григорием отношения тоже были не идеальными. Сохранился черновик обширного письма первого второму, страницы которого, несмотря на обволакивающие читателя заверения в приязни и уважении прав («а чтоб тем тронуть вас, и в помышлении моем не имел, да и словесно вам… доносил; на то и вы мне отозвались по-брацки, что по справедливости удоволствие окажете…»[906]), свидетельствуют о непонимании автором (Никитой) действий и помышлений адресата (Григория). Большая часть девятистраничного текста посвящена совершенным пустякам на фоне того, чем уже владеет каждый из братьев: судьбам одной из мельниц и двух крепостных крестьян. Впрочем, напряжение между Никитой и Григорием было все же не столь сильным, как у обоих с Прокофием, — средний и младший друг на друг в казенные учреждения не жаловались. А.С. Черкасова полагает, что кончина в 1761 году Григория способствовала сближению братьев. «Несомненно, — пишет она, — ранняя смерть брата произвела сильное впечатление на живых»; она «повлекла существенные изменения в отношениях старшего и младшего братьев». Насчет впечатления свидетельств не имеем и спорить не станем, а вот в изменении отношений, во всяком случае существенном, не уверены. Приведенное историком письмо младшего брата старшему от 16 мая 1762 года свидетельствует, что трудности в контактах преодолены не были. Ограничимся фразой, следующей за перечнем возмутивших Никиту действий Прокофия: «К чему причиною, не прогневитесь вы, государь мой, желая не по любви уже братской, но и не по христианской, особливо меня обидеть и под разными претексты всего отеческого лишить»[907]. Один брат отказывает другому в присутствии у того не только братской любви, но и любви христианской — какое уж тут изменение в отношениях!

Нет, смерть Григория измотанных бойцов, увы, не примирила (в мае 1762 года Никита снова жаловался на Прокофия[908]) — всё еще слишком горькими казались упреки и обиды, наносившиеся когда-то одному из них отцом, а потом в запальчивости братом брату годами. И дележка после этой смерти еще продолжалась. Сохранившиеся ордера о порядке раздела между Демидовыми Прокофием, Никитой и сыновьями покойного Григория Александром и Петром находившегося на Невьянском заводе серебра, драгоценных камней, платья, мебели и другого имущества относятся к июлю 1762 года[909]. После вступления во владение прошло четыре года, после смерти отца — 17 лет!

Мир к братьям пришел, кажется, только после того, как Прокофий, в конце 1760-х — начале 1770-х годов продав свои заводы, утратил интерес к сфере деятельности, которой еще долго и успешно занимался его брат.

Остается еще раз посочувствовать Григорию, немало сил и, вероятно, души вложившему в распутывание тугих узлов при разделе. Но таким долгим он оказался не только из-за столкновения интересов и характеров. В неменьшей степени «виноват» в этом колоссальный объем наследства, оставленного Акинфием. К моменту его смерти его хозяйство разрослось до стадии, когда без ущерба разделить его на части было уже невозможно — диспропорции возникали при любом варианте. При этом, полагаем, оно еще много лет могло без больших проблем существовать как целое и даже расширяться, проживи Акинфий дольше или получи один из братьев наследство неразделенным. Но целое искусственно расчленили на четыре части (четвертая — алтайские заводы, переданные в Кабинет). Передел собственности ударил по любовно выстроенному и отлаженному очень тяжело, разрушив многочисленные многоуровневые связи, крепившие былое единство. В ситуации маячившего мало сказать распада — развала и деградации хозяйства Григорий проделал важную и трудную работу, позволившую каждой из сконструированных им частей относительно успешно существовать самостоятельно. Имевший, конечно, известный собственный интерес, в еще большей степени стремившийся примирить интересы братьев, он выступал защитником также и государственного интереса — того самого, который очень точно обозначила присутствующая в указе императрицы выразительная формула: «…то их имение все суть государственная полза»