Дело земли - [34]

Конечно, бог богу рознь — Озаряющая Небо, как-никак, дала начало императорскому роду, а значит — и всем родам кугэ, оттого и празднества в ее честь пышны и многолюдны. Бог реки Камо хранит Столицу, дочери Сынов Неба служат ему — и оттого празднества святилища Камо также отличаются пышностью и торжеством. Однако простолюдины, которые эти празднества очень любили, чувствовали их всё-таки не своими.

Иное дело — праздники в честь Годзу-Тэнно, в котором проницательные люди распознали буйного брата Богини, Суса-но-о. Моровые поветрия не разбирают чинов и знатности, шлют смерть и во дворцы, и в хижины равно — оттого ублажить Годзу-Тэнно стремится всякий: и бедняк, и богач. Опять же, кто собирает страшную жатву мертвых тел, если беда все же приходит? Кто заботится о людях, когда те уже не могут позаботиться о себе сами? Да все они же, божьи люди храма Гион.

А с другой-то стороны, кто постоянно соприкасается с нечистотой — и сам нечист. Оттого божьих людей принято как бы не замечать. Ни дружить с ними, ни враждовать неудобно: тронешь такого — сам осквернишься, обидишь — нажалуется своему покровителю, и кто знает, какие кары нашлет Годзу на тебя и на твой род…

Оттого ходят ночами божьи люди по городу беспрепятственно, стаскивают крючьями падаль, собирают трупы, на которые не предъявила права родня — и вывозят все это на свою землю, за пределы городской ограды, чтобы там сжечь — прежде собрав с мертвых свою дань: с птицы — перо и кость, с животных — шкуру, с людей — одежду, если это еще годится в дело. Даже ночные разбойники стараются обходить их стороной, а стража без слов пропускает божьих людей через все заставы. Как и покровитель их, Суса-но-о, они разом и почитаемы, и отвержены.

Они могли видеть. Могли и узнать. Так что нужно помнить, что кто-нибудь разумный и небрезгливый, задав правильный вопрос нужному человеку, услышит, что прошлой ночью Абэ-но-Сэймэй тайком навестил Минамото-но-Райко. Нужно помнить и то, что храм Гион находится в подчинении храма Кофукудзи, а Кофукудзи — родовой храм Фудзивара.

Но даже очень разумному и небрезгливому не добраться до этой новости раньше завтрашнего полудня. А к тому времени уже должно быть поздно. Ведь господа Фудзивара, даже если они сообразили отдать божьим людям приказ шпионить за Минамото, чересчур горды, чтобы общаться со столь низкой чернью самолично. О, нет, доклады пойдут по всей цепочке подчинения: от старейшин общины — к монахам Гиона, от них — к настоятелю, от него — к кому-то из старших челядинцев Фудзивара… И поэтому Сэймэй успеет раньше. А еще он успеет раньше потому, что господа Фудзивара дают деньги храму Гион — но ничего не дают самим божьим людям. Они полагают, что божьи люди должны выполнять задания Фудзивара просто ради верности храму.

Сэймэй всегда платил хромому Акуто, и хромой Акуто как раз был тем человеком, от кого Сэймэй шел торопливо к усадьбе начальника городской стражи.

У высокой глинобитной стены он, прикрыв глаза, прислушался — нет ли кого на улице. Ощутив, что улица пуста, оттолкнулся от земли, немного помог себе рукой наверху стены — и мгновение спустя был уже в саду. Здесь тени лежали еще гуще, шорохи были еще громче.

Ах, господин Райко, хорошо спать сладким предутренним сном, положив в изголовье рукав той, что небезразлична тебе и которой небезразличен ты… хорошо быть молодым, хорошо быть живым и только собой. А с другой стороны, мир вообще хорош — и пока ты в нем есть, и когда тебя в нем уже нет.

Сэймэй проскользнул по мосткам через пруд, бесшумно поднялся на веранду и раздвинул сёдзи.

Райко, наверное, был воином и в прошлой жизни. Сэймэй, входя, увидел, как рука его незаметно — для обычного человека незаметно — скользнула под одежду, сложенную в головах.

— Это всего лишь я, — сказал гадатель. — Одевайтесь как можно быстрее, господин Минамото. Нет времени поднимать вашу храбрую четверку. Если повезет, мы перехватим нужного человека раньше, чем его труп подберут слуги Годзу-Тэнно.

Райко открыл глаза и тут стало ясно, что за оружие он схватился раньше, чем проснулся. Тоже привычка не из худших. Начальник стражи помотал головой, разгоняя сонную одурь, встал и быстро начал одеваться.

— Кто? — спросил он, не оборачиваясь.

— Старший конюший.

— Ах ты… — пробормотал Райко, влезая в хакама. — Я пройду через общие покои…

Ну да, там же обувь и оружие. Сэймэй кивнул и задвинул сёдзи.

Он не отсчитал и сорока ударов сердца, когда услышал, как хрустит под ногами Райко насыпанная на дорожки галька и потрескивают, ломаясь, стебли прошлогодних цветов.

Юноша был в простых черных штанах поверх ути-бакама[60] и в старой охотничьей стеганой куртке. Малый лук с колчаном уже торчали из-за его плеча, а рукава — чтобы не мешали стрелять — он подвязывал на бегу.

— Куда он пошел?

— Во дворец Хорикава-ин. Думаю, он уйдет оттуда. Не думаю, что он доберется до дому живым. Но убивать его будут люди.

Райко что-то прикинул в уме — очевидно, расстояние до дворца Великих Министров — и развернулся в северную сторону.

— Не успеем! — сказал он почти на бегу.

— Нам туда и не нужно, — Сэймэй перехватил его за перевязь колчана и показал на то место, где он перепрыгнул ограду. — Великий министр едва ли хочет, чтобы подозрение пало на него или его слуг. Не забывайте, — это было сказано уже возле стены, где Сэймэй подставил Райко руки «замком», — он делает все так, чтобы подозрение, — прыжок, подброс, — пало на его младшего брата.