Дело в руках - [15]

В этот момент чувствуется даже некоторая торжественность. Все настроены приподнято и очень заботливы друг к другу. А настроение это срегулировано и момент этот подготовлен, словно невидимой палочкой регулировщика, тети Лизиной рукой. Но об этом, конечно, никто не догадывается, в том числе и сама тетя Лиза.

Наконец, все усаживаются. Михаил открывает бутылку и разливает по рюмкам. И тут слышится стук в дверь.

Входит женщина лет за тридцать, темноглазая, с чуть смуглым приятным лицом. Эту приятность выразительно оттеняет отличной выделки вовсю распушившийся серый пуховый платок, повязанный по-особенному, зубчиками вперед и взбитый высоко кверху — изыск на местный манер. Следом появляется крепкого сложения мужик.

Поздоровавшись, она опускает платок на плечи, он снимает шапку, и возле ее черных густых волос с двумя серебристыми нитями как-то особенно ярко и даже вызывающе вспыхивает его пламенно-рыжая голова. От этого сочетания на кухне пахнуло чем-то развеселым, игриво-цирковым, и один из зятьев, не удержавшись, выкрикнул:

— Вот это здорово!

Тетя Лиза встает из-за стола и радостно всплескивает руками.

— Вот уж нежданные-негаданные гости пришли ко времю! — восклицает она. — Ну, проходите, проходите скорей.

Женщина стряхивает с платка снег и прямо от порога начинает пенять:

— Тетя Лиза, я на тебя в обиде. Ну, ведь мимо ездишь, бываешь в нашем краю, а все не зайдешь. Не дождались вот, сами приехали.

— Ну и хорошо. Ну и молодцы.

— Молодцы-то, молодцы, а чего сама не заходишь?

— Да некогда все…

— Что у тебя за дела? Одна живешь, хозяйства нет.

Тетя Лиза хочет сказать в оправдание, но не находится и только виновато разводит руками. Она ждет, пока новые гости раздеваются, приводят себя в порядок. Ее она ласково называет Нюрой, его Федей. Происходит новое рассаживание.

— Вы как раз вовремя подоспели, — говорит второй зять пришедшим, заметив, что они тоже достают бутылку.

Наконец, все поднимают рюмки и, дружно пожелав здоровья тете Лизе, пьют. После этого мужики, посопев, крутят головами, женщины морщатся, все закусывают и начинают наперебой хвалить тети Лизины помидоры. Помидоры и в самом деле отменны — солены и кислы в меру, и даже чуть сладковаты, а уж ядрены, как самый крепчайший квас.

— Даже в нос шибают, — замечает один из зятьев.

Тетя Лиза отпила всего глотка два, аккуратно закусывает и с удовольствием слушает похвалы. Потом начинает представлять вновь прибывших гостей, адресуясь главным образом к Вере:

— Вот, — она кивает в сторону Ани, — тоже платошница хороша. Вместе мы мытарились по квартирам.

И они наперебой начинают вспоминать, как мытарились и как Аня училась у тети Лизы вязать.

— Одни теплы вяжешь?

— Теплые, тетя Лиза. Паутинкам так и не успела выучиться, мы ведь тогда разъехались.

Разговаривая, Аня посматривает на платок, растянутый на пяльцах, и затрудняется что-либо сказать. Она не видит в нем тети Лизиной работы. Но с другой стороны, если он в ее избе, значит ее. Похвалить платок Аня не может. Отозваться плохо тоже нельзя. Все это ее до того мучит, что мешает вести разговор.

Тетя Лиза, заметив ее взгляды и славно угадав затруднения, поясняет:

— Племянница вот вязала. Недавно выучилась.

Аня облегченно вздыхает и начинает расхваливать платок. Для начинающей вязальщицы он и в самом деле неплохой.

Тем временем подоспевает тушеная картошка с курицей; тетя Лиза и Вера раскладывают ее по тарелкам. Все опять пьют, закусывают и хвалят на этот раз картошку.

Потом слышится стук в дверь и входят окутанные паром и разрумянившиеся от мороза Оля и Света. Они ездили на выходные в деревню к родителям и теперь вернулись с вечерним поездом.

Девушки раздеваются, суетятся со своими шубками, ищут, куда бы их лучше пристроить, чтобы не испачкать о побелку или не свалить в какую-нибудь кастрюлю либо ведро. Потом распаковывают свои сумки и начинают доставать оттуда грузди, сметану, домашней выпечки сдобы и так далее. Все это сопровождается шумными разговорами, шутками, смешками. Вообще, в кухонной половине поднимается сутолока, неразбериха. И в этой сутолоке вдруг слышится смешливый голос Светы:

— Тетя Лиза, а к тебе какой-то кум идет.

— Какой кум? — удивляется тетя Лиза и застывает на месте в полном затруднении.

— Не знаю. Он так и сказал — мы его только что обогнали.

Тетя Лиза взглядывает в окно, пристально присматривается к фигуре человека, пересекающего двор, гадает вслух: «Кто же такой? Прихрамывает вроде». — И вдруг хлопает себя ладонью по бедру и ошарашенно восклицает:

— Ба-а-тюшки! Да ведь это никак кум Петр Лексеич!

Восклицание у тети Лизы получается таким громким и заполошным, что Вера выскакивает на кухню встревоженная и начинает допытываться, что же произошло. И сидящие за столом гости вытянули шеи, чутко начали прислушиваться к разговору на кухне и переспрашивать друг у друга о сути того разговора. Наконец, все узнают, что выкрик хозяйки дома — всего лишь результат появления нежданного-негаданного гостя, и успокаиваются.

А из сеней уж слышится покашливание, обстукивание, отряхивание и шорох веника. Потом открывается дверь и в избу входит, точнее влезает, с усилием перетащив через порог ногу, человек зрелого возраста — дядька не дядька, дед не дед, а что-то ближе к этому. Влезши, он выпрямляется, даже приосанивается, и тут все видят, что он еще ничего — эдакий ладный Ермак Тимофеевич, правда, в годах и с прямой неразгибающейся ногой.