Дело Судьи Ди - [50]

И честный человекоохранитель, бросив думать о несообразности своего поведения и обмирая от невозможной дерзости, робко протянул руку и уже почти коснулся было плеча поникшей принцессы, — пусть потом щедро одарит милостью своего небесного гнева, все равно! — как в коридоре раздались отдаленные выкрики «на караул!», а потом донеслись звуки шагов — ближе и ближе.

Богдан и Баг

Улицы Ханбалыка, 23-й день первого месяца, вторница, поздний вечер.

Народное гулянье набирало силу.

Оставалось менее трех часов до того момента, когда, превращая ночь в день, заполыхают над великим городом грандиозные фейерверки, веселя и радуя несчетные толпы; когда, подсвеченные сотнями лампочек, горящих внутри их полупрозрачных шелковых тел, взлетят над улицами и парками несомые на длинных, почти незаметных шестах драконы, медленно размахивая просторными крыльями, грозно шевеля усами и, под разноязыкие восторженные крики, изрыгая радужные пламена; и начнут рваться миллионы хлопушек, отпугивая злых духов от наступившей новой эры…

Но уже и теперь на улицах центра столицы было не протолкнуться, хотя с девяти вечера движение повозок по всем проспектам и трактам близ императорского дворца перекрыли, чтобы дать волю народу — пусть ликует и поет без помех.

Пришлось идти пешком.

Спешить не получалось. На самом оживленном базаре в разгар торгового дня не бывает такой толпы, какая заполняла в тот вечер срединные улицы Ханбалыка. Мороз — не помеха; кто пел, кто и плясал от избытка бесшабашного веселья или для согреву; справа играли на балалайках, слева на цинах, где-то поодаль гудели дутары… время от времени накатывали слюноточивые запахи от раскаленных жаровен: тут мясо ломтями, там плов или борщ, поодаль — припасенные с лета кузнечики… В местах попросторнее народ степенно, но шумно приходил в восторг от разных дивных див — большей частию от удивительных по форме и красоте фонарей, выставленных на всеобщее обозрение народными умельцами; а уж совсем неподалеку от площади две компании затеяли игру «битва драконов за жемчужину» и под гром барабанов и литавр да удалые выклики вовсю восхищали окружающих чудесами акробатики… Юркие, словно ящерки, сновали разносчики — нынче все было бесплатно. «Чай, чай, кто замерз? Чай горячий — кто замерз?» «Новый год настает — и девиз правленья новый…» «Налетай, не зевай — хэ маотай, хэ маотай!» «Двадцать раз Наврузбайрам за год празднуем мы там — я ордусское веселье и за злато не отдам! Ух! Ух!»

Двигавшаяся навстречу единочаятелям стайка крепко взявших друг друга под руки молодых людей — три девушки, два паренька — по неволе преградила дорогу Богдану, беку и Каю, озабоченно и молча пробиравшимся сквозь радостно гомонящие дебри. Не обойти.

— Драгоценные преждерожденные, отчего вы столь мрачны? Нельзя в праздник ходить с такими лицами! Давайте к нам в хоровод!

Только в такой давке хороводы и водить…

— Простите, драгоценные юнцы и юницы, мы спешим веселиться в другое место и очень боимся припоздниться… — отозвался Богдан.

— Тогда — проходите! — На миг молодые, всерьез рискуя быть оттертыми друг от друга и уж не встретиться до завтра, разомкнулась, милосердно пропуская троицу сквозь себя. — Желаем не опоздать! Славного вам веселья, драгоценные преждерожденные, счастливого вам Нового года!

— Да пребудет с вами милость Аллаха! — Это уже бек.

«Ты, Чуньцзе, напои меня…» «Ечи, ечи, это в наших силах..» «Сладкие пампушки — празднику подружки! Сладкие пампушки — вкусней, чем лягушки!»

Некоторое время Богдан колебался — не показать ли Каю то письмо, которое нашел нынче под грушею пронырливый фувэйбин Судья Ди. Может быть, в этом обрывке бумаги, в этих незавершенных строках и таилась отгадка странного, чтобы не сказать резче, взятия Бага под стражу? Но врожденное чувство такта пересилило: все ж это было частное, очень частное письмо; волею Провидения Багу и Богдану довелось увидеть его уцелевшие иероглифы — однако нарочно, своей волей показывать последнее письмо несчастной Цюн-ну кому-то еще… щепетильному Богдану это казалось вопиюще несправедливым. «Завтра же во время пира отдам его юаньвайлану, — в который раз твердил себе Богдан. — Завтра — пир… можно было бы завтра же и обратиться к Тайюаньскому хоу, а может, и непосредственно к цзайсяну, ведь там все они будут… Но — время, время… Баг-то — под стражею, а это ни с чем не сообразно! Да еще в праздничную ночь!»

Но дело заключалось — Богдан отчетливо это чувствовал — не только в Баге. Являясь до мозга костей человеком государственным, минфа понимал — вернее, опять-таки более чувствовал, нежели понимал, — что странное и нечеловеколюбивое происшествие с Багом является лишь одним из звеньев цепи неких загадочных и тревожных событий, лишь малая толика коих стала, опять-таки волею Провидения, известна минфа. В эту цепь входили, несомненно, и странное нападение одних варваров на других в летящем из-за границ Ордуси воздухолете; и появление Дэдлиба с его жуткой историй о парижском убийстве, совершенном по непонятным пока причинам; и, возможно, даже письмо бедняжки Цюн-ну…

Не за что уцепиться, не за что…