Дело - [45]

Но, пока я стоял, устремив взгляд вниз на улицу, чувствуя на плече руку Маргарет, я и не думал копаться в прошлом. Я всего-навсего испытывал сильнейшую досаду. Я думал о том, что очень немногие из знакомых мне людей, очутившись перед лицом неприятного факта, когда дальнейший самообман невозможен, не покорились бы обстоятельствам. Лицемеры, видящие неприкрашенную истину и поступающие так, словно они ее не видят, существуют только в воображении романистов. Те же, кого мы называем лицемерами, всего лишь обладают способностью отрицать правду даже перед самими собой. Как раз этой способности я и был лишен.

Я довольно нелюбезно сказал Маргарет, что подумаю. Она неоднократно слышала от меня, что, для того чтобы принять решение, много времени не нужно, и если мы тянем с ответом, то только затем, чтобы подыскать мотивы, оправдывающие то или иное решение. Она наблюдала за мной, не глядя в мою сторону, всматриваясь в темноту. Она прекрасно читала мои мысли. Она понимала, что я раздражен и сердит, потому что она не дала мне уклониться от решения или отсрочить его, и что решение мною уже принято, хоть я и не хотел признаться ей в этом.

Глава XII. Взгляд маньяка

Когда человек живет по регламенту, не только желание избежать ответственности удерживает его от хороших поступков, думал я, придя в более хорошее расположение духа. Прошла неделя, прежде чем я сумел выкроить хотя бы два дня, чтобы съездить в Кембридж. С досугом у меня становилось все хуже и хуже, тогда как Мартин и его коллеги, напротив, были стеснены сейчас во времени не больше, чем сам я в молодые годы.

Я позвонил Мартину по телефону, и он условился с Говардом, что в четверг, на следующей после посещения Лауры неделе, мы оба встретимся с ним в школе, где он преподавал. Поезд пришел с опозданием, такси скользило по мокрым мостовым; витрины магазинов были уже освещены, на тротуарах блестели лужи света. Мы ехали по улицам Ромзи — городка, где мне, пожалуй, ни разу не пришлось побывать, пока я жил в Кембридже, и который был похож на университетский Кембридж не больше, чем город моего детства. Школа находилась на самой окраине; такси подкатило к воротам, возле которых в февральских сумерках меня ждал Мартин.

Он хотел посоветоваться со мной относительно некоторых подробностей, которые нам нужно будет постараться выяснить у Говарда. Тут же под моросящим дождем мы условились, как лучше это сделать. Затем мы стали проталкиваться сквозь толпы только что отпущенных после занятий детей, которые шумным потоком заполняли коридоры.

Какой-то мальчик проводил нас в физический кабинет; там на учительском столике сидел Говард. Когда мы вошли, он пробормотал что-то вроде приветствия, однако взглянул он при этом на нас не прямо, а как-то искоса. Чтобы завязать разговор, я, осмотревшись по сторонам, заметил, что, по сравнению с моими школьными днями, классные комнаты стали сейчас значительно лучше…

— Если бы тут были хоть какие-то приборы, — сказал Говард, — тогда еще можно было бы о чем-то разговаривать.

— Ну, все-таки лучше, чем ничего.

— Ненамного, — возразил он.

Тема, казалось, была исчерпана. Не зная, что еще сказать, я продолжал разглядывать кабинет. Это и в самом деле была прекрасная комната, современная, светлая, сверкающая, со свободно расставленными партами и окнами на две стороны. На классной доске позади стола виднелись записи Говарда — запах мела еще висел в воздухе. Почерк у него был крупный, твердый, с надломом. Некоторые вычисления были мне непонятно: очевидно, последним здесь занимался выпускной класс. Бросалось в глаза слово «самаиндукция». Неужели оно писалось так? Мне показалось это маловероятным даже для научной терминологии. Или Говард принадлежал к категории людей, лишенных зрительной памяти, которые просто не могут научиться грамотно писать?

— Здесь можно будет поговорить? — спросил Мартин.

— А собственно, почему бы нет?

Мартин уселся за одну из парт первого ряда.

— Боюсь, что ничего нового пока что сообщить вам я не могу, — начал он.

— Зачем же я тогда вам понадобился?

— Мы хотели бы задать вам несколько вопросов.

— Мне уже осточертело без конца повторять вещи, которые известны вам не хуже, чем мне, — сказал Говард, не глядя на Мартина, устремив взгляд в темнеющее за окном пространство.

— Главным образом это нужно мне, — сказал я.

— Мне не совсем ясно, какую роль играете здесь вы?

— Может, лучше вам объяснит это сам Люис, — сказал Мартин, посмотрев на меня.

— Да тут нечего и объяснять, — сказал я. — Я считаю, что в этой истории вы правы, и хотел сказать вам об этом. Мне очень неприятно, что я сомневался прежде. Если притом, как дела обстоят сейчас, я могу оказаться полезным, то я с удовольствием сделаю все, что в моих силах.

Говард бросил на меня мимолетный взгляд и снова отвел глаза. Затем он сказал:

— Надеюсь, вы не ждете, что я начну рассыпаться в благодарностях?

Не скажу, чтобы я был обидчив, но Говард обладал удивительным талантом задевать меня за живое. Вмешался Мартин:

— Бросьте, Дональд! — он говорил твердо, но дружески. — Мало нам и без того всяких трудностей!

Говард, который стоял отвернувшись, взглянул прямо на нас, но затем опустил голову и стал пристально смотреть себе на ботинки.