Дело Рихарда Зорге - [56]

Тогда, как и сейчас, если чего и хватало в Токио, так это «западных» кафе-ресторанов и баров, и это вдобавок к чисто японским центрам отдыха и развлечений. Работали также французские, итальянские, испанские, русские, скандинавские и латиноамериканские кафе-бары. Было, по крайней мере, одно кафе, оборудованное и оформленное в духе старинной английской таверны, с дубовыми панелями, оловянными кружками и охотничьими рогами на стенах. В подобных заведениях официантки, принеся выпивку, должны были сидеть рядом с посетителями, играя своего рода роль гейш, ублажая гостей комплиментами, смеясь их шуткам и следя за тем, чтобы стаканы клиентов не пустовали. (В «Черной птице» девушки-официантки красили волосы в ярко-оранжевый цвет, однако в конце тридцатых годов полиция, действуя из патриотических соображений, положила конец этой практике.)

И нет сомнений, что кафе и пивные залы в немецком стиле также должны были сыграть свою роль в этой шпионской шараде. Два из них — «Фледермаус» и «Рейнгольд» — особенно нравились Зорге. Оба заведения принадлежали немцам и обслуживались официантками-япон-ками, и оба находились в районе Гиндзы. «Фледермаус» — довольно маленькое, тускло освещенное кафе, в котором стояли четыре столика и работали две-три официантки. Фридрих Сибург, писатель, много раз встречавшийся с Зорге во время своих наездов в Японию, оставил весьма реалистичное описание «Фледермауса».

«Это была унылая, мрачная дыра с грязными, вытертыми сиденьями, покрытыми неким подобием гобелена. Здесь не было ничего японского, за исключением одной-двух низкого пошиба девиц-официанток, которые обычно приходили и садились рядом с посетителями, обнимая их руками за шею и неестественно хихикая. Японцы вряд ли посещали подобные места, и для меня оставалось загадкой, как человек с таким вкусом, как у Зорге, мог часто посещать подобную дыру».

Князь Урах также вспоминает «Фледермаус» как «прокуренный, непривлекательный бар», где Зорге часто напивался, «проходя все возможные фазы опьянения: поднятие духа, слезливую жалость, агрессивность, манию преследования, манию величия, горячку, полубессознательное состояние и, наконец, мрачное, унылое состояние одинокого похмелья, от которого можно было избавиться лишь с помощью еще большего количества алкоголя».

А вот «Рейнгольд» был совершенно другим, более вместительным и в целом намного более привлекательным. Это был и ресторан, и бар одновременно, принадлежавший хорошо известному герру Кетелю. На должности официанток подбирались девушки с претензией на интеллигентность. Условия работы и оплаты были весьма неплохими. Среди посетителей встречались и космополитичные японцы, занимавшие самые разные посты в мире бизнеса, и политики, и члены немецкой колонии, и другие европейцы. Здесь, в «Рейнгольде», Зорге, как мы увидим дальше, нашел себе верную и преданную возлюбленную.

Пьянствовавшие в баре «Империал-отеля», в «Рейнгольде» или «Фледермаусе» или в «отелях» на побережье Хом-моки, близ Иокогаты Зорге и его друзья-холостяки стали известны полиции как «балканский клуб».

Вукелич и радист группы «Бернгард» в эту компанию не входили. В то время Вукелич в основном интересовал Зорге как хороший фотограф — и именно он фотографировал копии донесений, которые передавал ему Зорге. Результаты его работы, обычно в виде микрофильмов, потом отправлялись в Москву через редкие встречи с курьерами в Шанхае.

Возможно, поначалу Вукеличу приходилось чаще заниматься подобной работой, чем впоследствии, ибо попытки установить радиосвязь с 4-м Управлением в большинстве своем оказывались неудачными, причем, как обнаружил Зорге, по большей части из-за «трусости Бернгарда».

Устроив себе «крышу» под видом бизнесмена, занимающегося экспортом в Йокохаму, «Бернгард», очевидно, установил два радиопередатчика — один в своем доме в Йокохаме, другой — в токийском доме супругов Вукели-чей. «Бернгард» не переставал жаловаться, что обращение с этими передатчиками затруднено из-за многих технических сложностей. Сложности, конечно, были, нет сомнений. Но ясно также и то, что сам радист испытывал непреходящий страх неожиданного провала и ареста. Уместно будет процитировать здесь отчет, сделанный им после возвращения в Советский Союз в 1935 году.

«Я действовал в Йокохаме под маской иностранного торговца, отправляя неиссякаемым потоком образцы японских товаров иностранным фирмам и таким образом маскируя свою деятельность. Зорге, добиваясь признания со стороны московской штаб-квартиры, приказывал мне отправлять бесчисленное количество сообщений, но многие из них я не отправлял, поскольку как радист чувствовал, что частые передачи и приемы сообщений были бы равносильны приглашению полиции прийти и обнаружить нас».

Примерно в то же время Зорге сказал о «Бернгарде» следующее: «Как радист «Бернгард» меня устраивал, но он все больше и больше пил и зачастую пренебрегал своими обязанностями по передаче информации. Человек, занимающийся шпионажем, должен демонстрировать некоторую смелость, «Бернгард» же был необычайно робок и не отправил и половины тех сообщений, что я передавал ему».