Дело Рихарда Зорге - [132]
В этом случае в качестве переводчика выступал коллега Икомы из академических кругов профессор Уеда Тоширо. Икома говорил авторам этой книги, что почувствовал огромное облегчение, разделив обязанности переводчика в суде с другим человеком.
Суду были предъявлены как свидетельства, собранные в ходе предварительного суда и прокурорского расследования, так и признания самого Зорге. Японский адвокат Асанума Симудзи мог давать советы своему подзащитному лишь с позволения председателя суда. Обвинения, перечисленные в обвинительном акте, были классифицированы строго согласно тем законам о безопасности, которые были опубликованы в Японии в период между 1937 и 1941 годами. Несмотря на первоначальные намерения министра юстиции во время выпуска пресс-релиза в мае 1942 года, в окончательном обвинительном акте основной упор был сделан главным образом на преступления, совершенные после вступления 10 мая 1941 года в действие Закона о национальной безопасности и находившиеся в прямой связи с положениями этого закона.
Суть обвинений против Зорге, кроме общего заговора с Одзаки, Клаузеном, Вукеличем и Мияги с целью сбора информации в Токио и других районах и снабжения ею иностранной державы, «зная, что эта информация могла быть использована против интересов национальной обороны», состояла также в передаче государственных секретов, что представляло собой «серьезнейшее из преступлений, совершенных обвиняемым».
Суд сосредоточился на двух секретах, которые Одзаки передал Зорге: решениях Имперского совещания от 2 июля 1941 года и японских «Предварительных предложениях Соединенным Штатам». Согласно Закону о национальной безопасности, подобные действия караются смертной казнью.
В суде ни разу не упоминалось о связях Зорге с 4-м Управлением Красной Армии и лишь кратко говорилось, что он получил некие документы военного значения от генерала Матски — военного атташе германского посольства в Токио. Таким образом, суть дела свелась к деятельности группы Зорге летом и осенью 1941 года и рассматривалась в прямой связи с историческим решением правительства Тодзио нанести удар на юг, в Тихом океане и против Соединенных Штатов, а не в Сибири, против Советского Союза.
Расследование этого выдающегося достижения Зорге и Одзаки открыло японским властям и правительству, к их великой тревоге, опасную возможность воздействия этого дела на японскую политику и привело не только к аресту Сайондзи и Инукаи, но и к приостановлению действия гражданских прав самих Зорге и Одзаки.
Оба обвиняемых надеялись, что их, как членов международной коммунистической организации, будут судить по Закону о сохранении мира, поскольку это обвинение не влекло за собой смертной казни. Но как только дело оказалось в суде, сразу проявились зловещие изменения в тактике министра юстиции. Зорге, в частности, сделал последнюю попытку защиты в своем заявлении: «Следует напомнить, что переговоры между японцами и американцами н6 были секретными. Вопрос этот дискутировался как в японских, так и в американских газетах. Было хорошо известно, что американский посол Грю активно действовал за кулисами… Я сам получил указания из «Франк-фуртер Цайтунг» предоставить полный отчет о переговоpax, особо обратив внимание на американское посредничество между Японией и Китаем. Я отправлял длинные телеграммы, и ни одна из них не цензурировалась».
Такая же информация, которую Зорге отправлял в Советский Союз, собиралась добровольно и более или менее открыто. Зорге так подвел итог своей защите:
«Японские законы — объект для интерпретации, и интерпретировать их можно или широко, или строго следуя их букве. И хотя, строго говоря, утечки информации и могут наказываться по закону, на практике японская общественная система не подразумевает ответственности за хранение секретов, и потому я считаю, что при составлении обвинительного заключения недостаточное внимание было уделено нашей деятельности и природе той информации, которую мы получали. Данные, которыми снабжал нас Вукелич, не были ни важными, ни секретными; он приносил лишь те новости, что хорошо известны любому корреспонденту. То же можно сказать и о Мияги, который по своему положению не мог иметь доступа к государственным секретам. То, что можно назвать информацией политического характера, обеспечивалось Одзаки и мною».
«Я добывал информацию в германском посольстве, но я еще раз хочу подчеркнуть, что вряд ли ее можно отнести к разряду «государственных секретов». Ее давали мне добровольно. Для ее получения я не прибегал ни к какой стратегии, за которую меня следовало бы наказать. Я никогда не применял силу или обман. Посол Отт и полковник Шолль просили меня помочь им в написании отчетов, особенно Шолль, который мне очень доверял и просил меня прочитывать его собственные отчеты, прежде чем отослать и в Германию. Что до меня, я очень доверял этой информации, поскольку ее составляли и оценивали компетентные люди — военный и военно-морской атташе — для использования в германском генеральном штабе. И я уверен, что японское правительство, сообщая какую-либо информацию германскому посольству, предполагало возможность ее утечки».
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.