Дело пропавшей балерины - [8]

Трамвай влачил свое длинное стальное тело вдоль знакомых улиц, скверов, площадей, многократно извещая рассеянных пешеходов о своем приближении веселым звоном. Тарас Адамович размышлял. Рассматривал пассажиров, снова погружался в мысли и воспоминания.

Напротив — почтенная дама в шляпке. Рядом с ней — маленькая девочка, напоминающая котенка. Темно-коричневое форменное платьице, две тугих косички, курносый нос. Наверное, та почтенная дама — ее бабушка. Строгость выказывают в ней идеально ровная спина и пенсне. Под холодным бабушкиным взором, которым она смотрит на внучку, девочка тотчас выпрямляется и застывает в неудобной позе. Тарас Адамович сочувственно улыбается и отворачивается к окну. Несколько минут созерцает высаженные вдоль дороги деревья, а потом опять переводит взгляд в салон вагона.

Девочки с бабушкой уже нет, на их месте — мужчина в сером плаще с тростью. Шляпа — на коленях, выбритое лицо, полные губы. Кажется, дремлет, значит, занял это место надолго. Тарас Адамович переводит взгляд направо. Там у окна замерла монашка. Запыленный подол темного одеяния посерел, видать, долго шла пешком. В руках — котомка.

Трамвай остановился, по ступенькам легко взошел мужчина. Бывший следователь встрепенулся. Чем-то знакомым повеяло от легкой упругой поступи и выверенных движений незнакомца в темном костюме. Нет, показалось. Взглянул внимательнее на лицо — отогнал навязчивые мысли. Внешне человек вовсе не напоминал Михала Досковского, как на мгновение показалось Тарасу Адамовичу, когда следил за его движениями. Неужели теперь одно лишь упоминание о нем будет лишать покоя? Эх, зря он ходил в сыскную часть. Зря.

На Дмитриевской он наконец-то вынырнул из потока мыслей, привычным движением подхватил чемоданчик и вышел из трамвая. До здания со скульптурой Минервы оставалось несколько кварталов.

— А рядом — овраг, где испытывают модели самолетов, — рассказывал ему и всей ораве ребятишек маленький Ивась, один из ценителей варений Тараса Адамовича. Выходит, интересы Ивася не ограничивались сладостями.

— Ты откуда знаешь? — насмешливо переспросил товарищ, — там уже несколько лет, как не испытывают.

— Брат сказал… — еле слышно прошептал мальчуган.

— Там юнкерская школа и раненые, — заметил другой мальчишка. Целая стая их осела во дворе Тараса Адамовича: помогали чистить лук. Вытирая слезы одной рукой, смугловатый Павел авторитетно заявил:

— Нет, юнкерскую школу перевели. Снова вернулись курсистки.

Киевские женские курсы и вправду вернулись из эвакуации в здание, построенное специально для них. Скульптура Минервы не слишком подходила юнкерской школе. Госпиталю тоже, рассуждал Тарас Адамович, больше подошли бы Панакея или Иасо. Но во время войны выбирать не приходится.

Сферический купол, плавные округлые линии здания, темные юбки и белые блузы курсисток в шляпках. Осень теплая, на переменах девушки стайкой высыпают на улицу, не прячутся в аудиториях. Неподалеку — сквер с фонтаном. Он пришел сюда не случайно.

Мира Томашевич сказала худощавому следователю, не умеющему варить кофе, что будет ожидать его каждое утро в сквере у фонтана, — в перерыве между первой и второй лекциями. Поэтому если у господина Менчица возникнут дополнительные вопросы, он легко сможет ее найти.

— Что ж, замечательно, — сказал Галушко молодому следователю, — я встречусь с Мирославой Томашевич завтра утром.

Тень печали упала на лицо господина Менчица после этих слов. По всей вероятности, у него уже возникли дополнительные вопросы к сестре балерины.

Она первая заметила его. Вынырнула из-за струи воды, отстучала каблучками три шага, остановилась в ожидании. То ли, выйдя из здания курсов, сразу заметила его сутулую фигуру с чемоданчиком в руках, то ли внезапно наткнулась взглядом на знакомое лицо, которое необычно было видеть в этом сквере.

— Доброе утро, Тарас Адамович.

— Доброе утро, барышня Томашевич, — и сразу заметил, дабы не тратить время на лишние расспросы: — Я говорил с господином Менчицом.

Мирослава молчала. Выжидала. Сказать ей сейчас то, что собирался, значило бы взять на себя большую ответственность и кучу хлопот в придачу. Тогда можно забыть о спокойном размеренном консервировании, возможно, ему даже придется пропустить период дозревания последних, обычно самых сладких, томатов. С луковым конфитюром уже возникли проблемы, о которых сейчас не хотелось думать. А еще он так и не прочел письмо от мосье Лефевра, а вот-вот должно прийти еще одно — от герра Дитмара Бое из эльзасского Кольмара.

Герр Бое начал разыгрывать дебют двух коней, Тарас Адамович собирался превратить его в дебют четырех коней. Эта партия обещала быть интересной. Если бы балерина исчезла, скажем, в январе или феврале, когда от сада и огорода он мог отдохнуть!

— Я возьмусь за ваше дело, — наконец Тарас Адамович вслух произнес то, над чем рассуждал все время от своей первой встречи с Томашевич. И сразу подумал, что ни один из руководителей сыскной части не одобрил бы его решения начать частное расследование.

— В Российской империи, в отличие от наших западных соседей, это неприемлемо, — сказал бы педантичный Репойто-Дубяго.