Дело пропавшей балерины - [68]

Лилия беспомощно поднесла руку к лицу, будто хотела поправить прическу. И внезапно резко опустила ее.

— Я… какие-то военные искали меня… в театре. Девушки сказали. Я испугалась. Даже в квартиру не вернулась — жила у тети. Вы из полиции? — спросила балерина с надеждой.

Тарас Адамович едва заметно качнул головой, девушка вздохнула. Бывший следователь достал записную книжку, открыл ее на нужной странице.

— Лилия, вы знаете Веру Томашевич? — задал традиционный вопрос бывший следователь.

— Да.

— Вы видели Веру Томашевич в Интимном театре 30 августа?

— Да.

— В котором часу это было?

— Перед началом выступления. Вера должна была переодеться, просила помочь с гримом — объяснила, каким он должен быть. Потом… В гримерную постучали. Вера крикнула: «Входите».

Если Барбара Злотик предоставила свои показания на четырех листах, то рассказ Лилии Ленской поместился бы на салфетке из «Праги». Сведения были скудными. В гримерную заглянул бородатый брюнет в солидном костюме и попросил Веру выйти к нему на пару минут. Вера не вернулась.

— Кто же тогда танцевал на сцене? — задал Тарас Адамович вопрос, на который они уже знали ответ.

Танцевала Лиля. Она всегда хотела танцевать, как Вера. Чтобы ей аплодировали, как Вере. Когда любимица Брониславы Нижинской не вернулась в гримерную, Лилия подошла к ее туалетному столику и коснулась руками костюма, висевшего тут же. Какая-то магия или затмение сознания. Возможно, сама судьба давала ей шанс. Через две минуты она уже была в Верином костюме и наносила грим. Если бы Вера вернулась и увидела ее, вряд ли Лиля смогла бы объяснить, что происходит. Но Вера не вернулась.

— Почему вы не сказали мне тогда, я ведь спрашивала? — заглядывала ей в глаза Мира.

— Я не знала… и боялась. Я думала, что смогу объяснить Вере, почему вышла на сцену вместо нее, возможно, она даже… даже поблагодарила бы меня. Я не знала, что она… не вернется, — она смотрела на Миру своими маленькими влажными глазами, теребя в руках носовой платочек. Смотрела, прожигая взглядом. Но Мира не отворачивалась.

Лиля выскользнула из комнаты со словами, что сегодня заниматься не сможет. Обещала прийти в следующий раз. Тарас Адамович не задерживал ее, хотя Мира бросила на него вопросительный взгляд. Он тихо объяснил:

— Я знаю ее адрес. Если нам нужны будут ее показания, мы легко найдем эту девушку.

— Почему же сейчас… — начала Мира.

— Мы здесь? Ради приятного общения. Да и слежка за квартирой — дело нудное, Ленская не появлялась там несколько дней. Думаю, теперь она вернется домой, ведь ее самая большая тайна уже известна.

Григорий Львович Любомирский предложил им остаться на чай с маковым рулетом. Тарас Адамович вопросительно посмотрел на Миру, та согласно кивнула. Хозяин поставил на стол поднос с настоящим произведением искусства из фарфора. Сервиз всем своим видом демонстрировал, что доставали его только в исключительных случаях, для особенных гостей. Мира аккуратно, почти нежно взяла за ручку маленькую чашечку с тончайшими стенками, казавшимися бумажными.

— Фарфор — моя слабость, — улыбнулся ей хозяин, заметив осторожные движения девушки. — Думаю, его создали, чтобы услаждать измученные сердца старых музыкантов.

Обойдя с заварником стол, он из-за плеча своей ученицы налил в белоснежный сосуд темно-малиновую жидкость.

— Ягодный чай, — объяснил он, хотя Мира не спрашивала.

— Аромат невероятный, — кивнул Тарас Адамович. — Малина?

— А еще шиповник и немного разнотравья. А что касается фарфора, — Любомирский подошел к гостю, налил ароматную смесь в его чашку, вернулся на свое место. — Вы же, наверное, знаете, что фарфор всегда пытаются подделать. Если вам кто-то попробует продать дешевый фаянс под видом фарфора, вы легко сможете вывести мошенника на чистую воду.

— Как именно? — спросила девушка, заметив лукавые искорки в глазах Тараса Адамовича.

— Во-первых, цвет, — объяснил хозяин, углубляясь, вероятно, в любимую тему, — фарфор, как правило, белоснежный.

Мира опустила глаза на чашку.

— Во-вторых, — продолжал учитель музыки, — проще всего проверить качество материала можно вот так, — он взял в руки маленькую ложечку и дважды стукнул по своей чашке. Комнату наполнил мелодичный звон.

— Слышите? — спросил хозяин квартиры. — Он не сразу обрывается, пение фарфора ни с чем не спутать, звук будет долгим и звонким.

А потом они пили ягодный чай, ели маковый рулет, слушали истории хозяина о Вере и фарфоре, посетителях спиритического салона, располагавшегося этажом ниже, музыке и театре. В эти истории хотелось окунуться, слушать их, как в детстве сказки на ночь, погружаться в уютный мир фарфоровых сервизов и фортепиано, созданный этим чудаковатым немолодым мужчиной с теплой улыбкой. И отгонять тревожные мысли о расследовании, которые пытались ворваться в квартиру учителя музыки.

— Знаете, — сказал музыкант, — я скажу вам кое-что о Лиле, чтобы вы… не были слишком строги к ней. Еще в начале войны она потеряла на фронте брата. Я слышал случайно, как они говорили об этом с Верой. Мне кажется, Вера… заботилась о ней, стала для Лили близким человеком. Не думаю, Мира, что она способна навредить вашей сестре.