Дело по обвинению - [45]

Однако гарлемские банды дрались непрерывно. Простая логика подсказывала, что в каждой стычке кто-то побеждал, а кто-то проигрывал, и, следовательно, каждый член банды не раз должен был испытывать боль поражения в схватке. Но ведь схватка, напоминал он себе, это не избиение. И все же разве они не испытывали страха перед очередной дракой? Разве можно было кидаться навстречу пистолетам, ножам, разбитым бутылкам и... цепям с автомобильных шин – без страха? Как они отгоняли от себя сознание того, что стоит им упасть и их втопчут в тротуар? Неужели это были бесстрашные герои, люди, выкованные из стали, люди без нервов?

Нет. Они боялись. Он знал, что они боялись. И все-таки они дрались. Во имя чего? Да, во имя чего? Ответа он не знал.

Накануне выписки к нему в палату вошла сестра и спросила:

– Есть у вас настроение поболтать, мистер Белл? К вам посетитель.

– Вот как? Кто же это?

– Он назвал себя Джон Ди Паче.

– Он хочет поговорить со мной?

– Да.

– Если можно, впустите его.

Он поправил подушки за спиной и стал ждать появления своего посетителя. Он ощущал странную неловкость. Сейчас он увидит человека, который много дет назад отнял у него Мери, однако не испытывал к нему никакой неприязни, а только сильное любопытство. Это любопытство не имело никакого отношения к Мери. Вдруг он понял, что ждет встречи не с мужем Мери Ди Паче, а с отцом Дэнни Ди Паче.

В дверь постучали.

– Войдите, – сказал он. – Дверь не заперта.

Дверь распахнулась и в комнату вошел Джон Ди Паче. Это был высокий человек, который словно стеснялся собственного роста, с темными волосами и карими глазами; он производил впечатление необыкновенной мягкости и деликатности, и Хэнк вдруг обрадовался его приходу.

– Садитесь, мистер Ди Паче, – сказал он, протягивая руку.

Ди Паче пожал ее и неловко сел.

– Не знаю, следовало ли мне приходить, – сказал Ди Паче. Он говорил тихо, почти шепотом, и Хэнк почувствовал, что этот человек редко повышает на кого-нибудь голос. – Но я прочитал о том, что произошло и подумал... подумал, что должен прийти. Вам не неприятно?

– Я рад, что вы пришли, – сказал Хэнк.

– Как вы себя чувствуете?

– Теперь хорошо. Завтра уже выписываюсь.

– А! Значит, я застал вас как раз вовремя!

– Да.

Ди Паче помолчал.

– Это действительно было так страшно, как писали в газетах?

– Пожалуй. Да, так.

– Восемь человек! – сказал Ди Паче и покачал головой. – Я просто не в состоянии этого понять. А вы?

– Тоже не совсем.

– Это были... пуэрториканцы? Или приятели Дэнни?

– Не знаю. Было темно.

– Правда, это ничего не меняет, – сказал Ди Паче, криво усмехнулся и умолк. Такой грусти Хэнку еще не приходилось видеть на человеческом лице. – Я просто не понимаю этого, – повторил Ди Паче. – И вот теперь мой сын – убийца. – Он покачал головой. – Если вы что-нибудь понимаете, мистер Белл, то прошу вас объяснить мне это. Потому что я ничего не понимаю. Ничего.

Хэнку показалось, что он вот-вот заплачет.

– Мистер Ди Паче! – сказал он. – Есть множество вещей, которых мы...

– Знаете, что я делал с тех пор, как это произошло? Я вспоминал. Вспоминал все наши поступки, вспоминал каждое слово, которое я говорил сыну, каждый шлепок, который когда-либо ему давал, каждый подарок, который дарил ему, каждую нашу прогулку. Я заново переживал всю его жизнь. Восстановил все события, шаг за шагом, дюйм за дюймом, пытаясь понять, почему он это сделал. Если он это сделал, то не он виноват. И я все время спрашиваю себя: где я совершил ошибку? Где? Когда? Где я потерял своего сына?

– Это не ваша вина, что вы живете в трущобах, мистер Ди Паче. Дэнни не сбился бы с пути, если бы...

– Чья же это вина? Кто виноват, что меня уволили, когда я работал на Лонг-Айленде? Кто виноват, что я решил вернуться в Гарлем? Скажите, мистер Белл, кто виноват, что я неудачник, а мой сын – убийца?

– У вас есть обувной магазин. И вы...

– Я вечный неудачник, мистер Белл. Даже Дэнни знал это. Мери? Мери меня любит. Что бы я ни сделал, для нее все будет правильно. Но от ребенка нельзя ожидать такой же любви. Его уважение надо заслужить. А чем я мог заслужить уважение Дэнни? У вас есть дети, мистер Белл?

– Да. Дочка. Ей тринадцать.

– С девочками легче. Вам повезло.

– С ними тоже нелегко.

– А бывает у вас когда-нибудь такое ощущение, что вы совсем не знаете своего ребенка?

– Иногда бывает.

– У меня такое ощущение появлялось много раз еще перед... перед убийством. Я смотрел на Дэнни, видел, как он становится старше и чувствовал, что не знаю его. А он уже скоро будет совсем взрослым. Я старался понять, когда же это случилось – когда именно он стал для меня чем-то меньшим, чем сын, и в то же время чем-то большим. Когда он стал вот этим Дэнни Ди Паче, самостоятельной личностью, совершенно не похожей на тех, кто дал ему жизнь? Я старался понять, откуда он вдруг взялся, этот незнакомец, который обедал с нами и рассказывал о своих приятелях, совсем мне неизвестных. Откуда он взялся? Кто он такой? Мой сын? Но мой сын – это тот малыш, которому я давал соску, которого баюкал. Так кто же этот... Этот почти взрослый мужчина, которого я не знаю? А вы когда-нибудь ощущаете то же самое, мистер Белл? С вашей дочкой?