Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек - [7]

– Можно к вам присоединиться? – спросил Роберт. – Или вы погружены в размышления?

– Никак нет! – двусмысленно ответил Найджел. – Позвольте, я возьму вам выпить.

К счастью, Роберт оказался не из тех людей, которые немедленно заявляют «нет, позвольте мне вас угостить», так что Найджел, выяснив, что им взять, отправился к бару.

Вернувшись, он обнаружил их за беседой с Николасом Барклаем. Последовал ритуал представления новых знакомцев друг другу, и Найджел снова отправился к бару. Наконец все устроились и некоторое время сидели молча, попивая из своих стаканов.

– Я с огромным нетерпением жду просмотра вашей новой пьесы на следующей неделе, – сказал Найджел Роберту. – Хотя меня, признаюсь, немного удивило, что вы ставите ее здесь.

– На самом деле, – сделал неопределенный жест Роберт, – это необходимость. Моя последняя постановка в Уэст-Энде была таким жалким провалом, что пришлось податься в провинцию. Единственное утешение – я могу заниматься постановкой совершенно самостоятельно, чего мне не позволяли уже много лет.

– Всего неделя на репетицию новой пьесы? – спросил Николас. – Ох, и придется же вам попотеть!

– Это действительно испытание. Из Лондона приедут театральные агенты и распорядители, дабы удостовериться, что я – всего лишь перекати-поле, которое ветер несет, куда хочет, и окончательно выжил из ума. Надеюсь разочаровать их. Хотя кто знает, что у нас в результате выйдет… Оксфорд – место, где оседают неоперившиеся новички из театральных школ. Прибавьте к этому целую прослойку актерского старичья и парочку на всю Европу прогремевших бездарностей… Каким образом я смогу им в течение недели привить чувство сценического времени, правильную интонацию и жесты, не представляю. Но Рэйчел тоже участвует в постановке, она мне поможет.

– Честно говоря, сомневаюсь, – сказала Рэйчел. – Актриса со стороны, приглашенная на главную роль в репертуарный театр из соображений кассовых сборов, вызывает больше дурных чувств, чем что и кто бы то ни было. Ну, вы знаете, шушуканье по углам и тому подобное…

– Что собой представляет этот театр? – спросил Найджел. – Я в него и не заглядывал, когда жил здесь.

– Трудились не покладая рук! – недоверчиво вставил Николас, постоянно делавший вид, что уж он-то не работает вообще.

– Театр не так и плох, – ответил Роберт. – Он был построен давно, примерно в шестидесятые годы девятнадцатого века, но как раз перед началом войны его модернизировали. Я работал там одно время, лет десять назад. Господи, какой это был ужас: скрипучие переключатели освещения, неуправляемый занавес, задники, которые падают, только их тронь… Но теперь все это осталось в прошлом. Какой-то добрый человек, имевший средства и амбиции, нашпиговал театр всеми техническими усовершенствованиями, какие только удалось найти, включая поворотный круг…

– Поворотный круг? – в замешательстве переспросил Найджел.

– Вращающуюся сцену. Это такая крутящаяся платформа с перегородкой посередине. Вы устанавливаете декорции для следующего действия на скрытой от зрителя стороне, а когда приходит время, просто поворачиваете сцену. Следовательно, вы не можете использовать задники по бокам, что до некоторой степени ограничивает вас в отношении художественного оформления. Кстати, не думаю, что здесь так уж часто пользуются вращающейся сценой – это, вообще-то, довольно обременительное излишество. Я, во всяком случае, ее точно задействовать не собираюсь. Досадно только, что поворотный круг занимает массу пространства в глубине сцены, которое можно было бы отлично использовать.

– А о чем, собственно, – спросил Николас, удобно откинувшись в кресле, – о чем пьеса? Или это профессиональная тайна?

– Пьеса? – Роберт заметно удивился вопросу. – Это переработка одноименной вещицы одного чрезвычайно малоизвестного французского драматурга по фамилии Пирон[25]. Возможно, вам знаком исторический анекдот. Около тысяча семьсот тридцатого года Вольтер стал получать стихотворения от мадемуазель Малькре де ла Винь, на которые не преминул галантно ответить. Между ними завязалась оживленная переписка – торжество любви друг к другу и литературе. Однако через какое-то время мадемуазель де ла Винь приезжает в Париж и оказывается огромным толстым детиной по имени Дефорж-Майяр, что приводит Вольтера в ярость, а всех остальных – в полный восторг. Пирон взял эту историю за основу своей пьесы, а я ее перенял и видоизменил. Главными героями у меня оказываются женщины – писательница и завязавшая с ней переписку журналистка-мистификатор. Я знаю, звучит не слишком интересно, – закончил он извиняющимся тоном, – но это, на самом деле, лишь голый костяк пьесы.

– Кто играет писательницу?

– Рэйчел, разумеется, – весело ответил Роберт. – Роль ей хорошо подходит.

– А журналистку?

– Честно говоря, я до сих пор не решил. Скорее всего, Хелен. Изольда не в состоянии сыграть комедию, и кроме того, я настолько терпеть ее не могу, что просто не вынесу этого. Там есть еще одна девушка, если не учитывать актрис постарше, но мне сказали, что она выкидывает на сцене сюрпризы, и я ни в коем случае не должен давать ей большие роли. Изольде я тоже дам лишь маленькую роль в первом акте. Но, – злорадно добавил он с легкой ухмылкой, – буду настаивать, чтобы она выходила кланяться после спектакля каждый вечер – Изольда не должна просто переодеться и спокойно отправиться домой.