Дело о вещих снах - [39]

Лугальбанда нахмурился.

– Кажется, я понимаю, – произнес он задумчиво. – От Высшего Судьи праведного ждали наказания преступников – в том случае, когда земная власть почему-то не способна это сделать.

– Почему – ждали? – возразил Ницан. – И сейчас ждут. В провинции, видишь ли, с властью закона по-прежнему не очень. Так что культ этот живет и здравствует – правда, далеко от Тель-Рефаима. Но ведь для бога нет слишком больших расстояний! Словом, имеется тщательно разработанный ритуал. Подробностей я не знаю, но в него входят какие-то манипуляции с магическим кругом, желтые и черные свечи. И так далее. В общем, совершив определенные действия, человек просит бога наказать преступника… – он замолчал, обвел задумчивым взглядом присутствующих. Они, все еще не понимали, к чему клонит сыщик. Во всяком случае, так это выглядело. Ницан вздохнул, покачал головой. – В процедуре обращения к нему есть одна особенность, – сказал он. – Обращение это таит в себе серьезную опасность. Вознося Судье молитву о наказании преступника, просящий должен быть вполне уверен в том, что имярек – действительно, преступник, заслуживающий наказания смертью. Если же молящийся ошибается, и тот, на кого он стремится направить гнев божества, в действительности невиновен… – он замолчал.

– Что может случиться? – нетерпеливо спросила вдова.

– Ровно тридцать дней рассматривает Высший Судья Праведный молитву, – негромко и торжественно ответил Ницан. – Ровно тридцать дней. После этого – действует. Поражает преступника – если он действительно преступник. Или…

– Или самого молящего! – громовым голосом вскричал Лугальбанда, отчего все вздрогнули. – Вот что означают два меча! Как же я сразу не догадался…

– Совершенно верно! Господин Ошеа, ночной кошмар покойного Шу-Суэна, – безобидный старик, вот уже десять лет не поднимающийся с постели, страдающий слабоумием. Он никак не мог замыслить что-либо против господина Барроэса-Лагаши. Он вообще ничего ни против кого не мог предпринять – даже в мыслях. И потому результат молитвы оказался столь трагичным для молившего. Ровно через тридцать дней – как я уже говорил, Высший Судья в течение именно этого срока разбирается, если можно так выразиться, с просьбой – так вот, ровно через тридцать дней, минута в минуту, господин Шу-Суэн скоропостижно скончался… – Ницан бросил короткий взгляд на вдову, слушавшую его с напряженным вниманием.

– Иными словами, – прокашлявшись, сказал один из кузенов (Ницан не успел заметить, кто, а голоса у них были похожи), – ошибочное мнение привело нашего родственника к трагедии? Очень жаль, очень. Несчастный случай! Как это печально!

– Разве я говорил о несчастном случае? – повторил Ницан. – Несчастный случай… – он пожал плечами. – Да, возможно, это могло быть и несчастным случаем в результате ошибочной оценки. Но мы имеем дело не с ошибкой. Потому что господину Шу-Суэну приснился вещий сон. Трижды приснился! И он обратился к толкователям. И толкователи объявили ему, что некто Ошеа Бен-Апсу представляет источник смертельной опасности для него. А если учесть, что впервые он увидел этот сон, – тут Ницан взглянул на вдову, – сразу после Черной декады, то есть, после серьезной неудачи, постигшей компанию… – Ницан улыбнулся и спросил Нуррикудурра: – Кстати, вы не подскажете, чьи именно действия навлекли на «Хаггай Барроэс» убытки?

Нуррикудурр отвернулся.

– Обратите внимание, – Ницан обратился к вдове. – Обратите внимание, госпожа Барроэс: идея отправить вашего кузена в Грецию появилась у Шу-Суэна сразу после Черной декады. Я, конечно, не могу говорить со всей уверенностью, но советовал бы вам провести аудиторскую проверку тех событий. Думаю, поначалу ваш муж реагировал на кризис вполне адекватно: должным образом оценил рискованные операции на бирже, которыми увлекся ваш кузен… – он повернулся к Ишти Балу. – Вы ведь в этом обвиняете своего родственника? Кстати, у меня есть сильное подозрение, что о махинациях Нуррикудурра Шу-Суэн узнал именно от вас.

– Э-э… – протянул Ишти Балу. – Собственно…

Теперь кузены походили друг на друга как близнецы: оба красные, оба бросали друг на друга взгляды, полные ненависти.

Полюбовавшись этим зрелищем, Ницан вновь обратился к вдове:

– Собственно, тут у меня никаких доказательств нет, просто несколько оговорок – ваших и сделанных вашими родственниками на званом вечере и случайно услышанных мною. Ну, и сопоставление некоторых фактов: назначение Нуррикудурра на должность в Греции последовало сразу за Черной декадой… – он улыбнулся. – Впрочем, вы и сами разберетесь. Это, вообще говоря, не мое дело. Финансовые аферы – вне моей компетенции. Вернемся к вещим снам. Так вот: в удачный момент Шу-Суэн видит вещий сон. Мне удалось установить – с помощью моего друга Лугальбанды, – что этот сон был поддельным. Искусственным. Сознательно наведенным – для того, чтобы ввести господина Шу-Суэна в убийственное заблуждение. Очень серьезная работа. И тонкая, – он потер указательным пальцем висок. – Если бы можно было установить, кто именно создал и навел этот сон, легко было бы установить и преступника. Но увы! – Ницан развел руками. – Мой друг Лугальбанда подтвердит: установить авторство сотворения сна практически невозможно. Если только он не оставит какого-нибудь фирменного знака.