Отец Иннокентий, читая молитву, опустил мою доченьку в купель — она даже не плакала. Крестные приняли ее, Марию Ивановну Авилову, обрядили в крестильную рубашечку и передали мне. Ах, как я волновалась! Слезы сами текли у меня из глаз, но это были слезы радости!
Дома, покормив и уложив Машеньку спать, я спустилась открыть дверь. На пороге стоял отец.
— Рара! — воскликнула я. — Мы же только что расстались! Случилось что?
— Она спит? — спросил Лазарь Петрович, снимая пальто.
— Да. Намаялась, бедная.
— У меня для тебя письмо. Пришло на мой адрес.
Взяв протянутое отцом письмо, я подошла к окну и распечатала его. Неразборчивым витым почерком по-русски было написано: "Уважаемая Аполлинария Лазаревна! С прискорбием сообщаю Вам, что мой племянник, Малькамо бар Иоанн, он же брат Иоанн, скончался третьего дня от всеобщей слабости и лихорадки. Перед смертью он просил меня передать Вам уверения в его любви, которая последует за ним в лучший из миров.
Остаюсь, преданный Вам, и буду вечно молить за Вас Бога,
Аниба Лабраг,
Настоятель монастыря отшельников Дебре-Маркос,
Абиссиния, 17 сентября 1895 года".
* * *
Слез уже не осталось. Я сидела, тупо уставившись в стенку, и повторяла: "Аниба Лабраг, Аниба Лабраг, АнибаЛабраг, Абра Ганнибал…" Тут я проснулась. Настоятеля монастыря звали как легендарного прадеда великого поэта! Это не могло быть совпадением. Тем более, что корона внучки Пушкина похожа на ту, что я примеряла. Значит, великий поэт был осведомлен о тайнах рода Ганнибала! Ведь захотела же его внучка корону абиссинской царицы! А еще Аниба Лабраг по-русски говорит. Что тогда получается? Моя доченька с одной стороны потомок царицы Савской и царя Соломона, а с другой — рода Ганнибалов! А как же я? Что в ней от меня. Ах, да… Характер. Как она мужественно держалась при крещении, когда ее опускали в воду.
Из бельэтажа спустился отец, навещавший внучку. Я отдала ему письмо. Он пробежал глазами и сказал:
— Что ж, вот ты и опять свободна, Полинушка.
— Ах, рара, — воскликнула я, — не понимаю, чего в тебе больше, человеколюбия или адвокатской изворотливости? Ведь доченька моя осиротела.
— Ну, полно, полно. У нее есть мы с тобой, крестные, Вера, Настенька. Все под Богом ходим.
— Надоело мне все! Сколько смертей перевидала, в скольких передрягах побывала. А сейчас хватит! У меня дочь, и я отныне буду жить только ради нее. Авантюры закончились!
— Ну, это еще как сказать, — усмехнулся отец. — Уж, я-то твой характер знаю! Tempora mutantur, etnos mutamur in illis![84]
К О Н Е Ц
Аскалон
июнь 2003 — январь 2006
