– Хорошо, продолжайте работать. Проследите, чтобы она получила самый лучший уход. Пусть за ней все время присматривает специальная сиделка. Обратите внимание на ее питание. Я хочу быть абсолютно уверен, что в ее пищу больше не попадет ни капли яда.
– Я за всем внимательно слежу, – сухо ответил доктор Уиллмонт.
– Когда она придет в себя?
– Не сразу. Мы прочистили ей желудок, сделали пункцию в области поясницы и откачали определенное количество жидкости. Это сильно ускорит процесс восстановления, но все-таки в ее организме осталось еще много наркотика, так что некоторое время она будет спать. Не думаю, что нам стоит слишком торопиться.
– Дайте мне знать, когда она проснется, – сказал Мейсон, – и постарайтесь, чтобы больше с ней не случилось ничего плохого.
– Вы думаете, что кто-то этого хочет? – спросил доктор Уиллмонт.
– Не знаю. Она собиралась прийти ко мне в офис, чтобы сообщить кое-какую информацию. Она свидетельница. Я не знаю, что ей известно. Очевидно, кому-то очень нужно, чтобы я никогда этого не узнал.
– Дайте ей еще двадцать четыре часа, и она вам все расскажет, – заверил доктор Уиллмонт.
Мейсон задумчиво произнес:
– Возможно, тот, кто это сделал, вовсе не хотел ее убивать, а лишь пытался помешать ей сообщить мне что-то в течение этих двадцати четырех часов. Иными словами, потом будет уже слишком поздно.
– Во всяком случае, с ней больше ничего не случится, – пообещал доктор Уиллмонт. – К ней не допускают посетителей без моего разрешения. В палате посменно находятся три сиделки – кстати сказать, все три рыжие.
– Хорошо, доктор. Оставляю ее вам.
Мейсон повесил трубку и вернулся в машину, чтобы отправиться к дому Милдред Фолкнер на Уайтли-Пайнс-драйв.
Он снова поднялся по крутому склону возвышавшегося над городом холма. Дом стоял ниже дороги, со стороны улицы в нем был один этаж, а с тыльной стороны – три.
Мейсон осторожно позвонил, и Милдред Фолкнер почти сразу открыла дверь.
– Что вы узнали? – спросила она.
Мейсон ответил:
– Она на пути к выздоровлению. Это был наркотик, судя по всему веронал. Ваш дом буквально висит в воздухе.
Она нервно рассмеялась, провожая его в гостиную.
– Да, я купила его около шести месяцев назад, после того, как заболела Карла. Я хотела быть поближе к ней.
– И вы этого добились?
– Да. Она живет на Червис-роуд. Дом на этом же холме.
– Далеко отсюда?
– Нет, минут пять пешком. Примерно… ну, не знаю. Что-то около четверти мили.
– Одна минута на машине?
– Да. Объясните, как ее отравили? Или это была передозировка снотворного?
– Нет. Она была отравлена. Точнее, отравлены были конфеты. Эксперт из отдела по расследованию убийств говорит, что ядом пропитали каждую конфету. Но они еще не проделали полного анализа.
Милдред Фолкнер подошла к встроенному в пол обогревателю, встала на его решетку и сказала:
– Вы садитесь, я хочу погреться.
Мейсон, усевшись в кресло, стал наблюдать, как она стоит на решетке и подол ее юбки развевается в восходящих потоках воздуха.
– В чем дело? – спросил он. – Вы замерзли?
– Не знаю. Может быть, это от нервного напряжения. Прошу вас, продолжайте и расскажите мне обо всем. К чему тянуть время? Я чувствую, у вас плохие новости.
Он кивнул.
– Этого я и боялась. Линк не тот человек, которого легко запугать.
– А почему вы решили, что у меня плохие новости?
– Потому что, если бы они были хорошими, вы бы сразу же мне их сообщили. Хотите выпить? Один бокал?
– Совсем чуть-чуть, – сказал Мейсон.
Она открыла небольшой бар, вынула бутылку шотландского виски, кубики льда и содовую.
– Неплохой у вас агрегат, – заметил Мейсон.
– Да, в нем есть собственный маленький холодильник, который делает лед и газирует воду. Так что сказал Линк? Он еще не передал акции Пивису?
– Не знаю.
– Он вам не сказал?
– Он не мог мне ничего сказать, – усмехнулся Мейсон.
– Не мог сказать? Вы имеете в виду, что он был пьян?
Она наливала в бокал виски, и ее руки дрожали так сильно, что горлышко бутылки стучало о стекло. Мейсон подождал, пока она нальет скотч и возьмет бутылку содовой.
– Линк, – произнес он, – был убит, это случилось приблизительно около полуночи.
В первый момент ему показалось, что она не обратила внимания на его слова. Она продолжала наливать газированную воду из сифона в свой бокал, потом вдруг сделала конвульсивное движение, дернула рычажком, и пенистая струя перелилась через край.
– Вы говорите… Я вас правильно расслышала? Он мертв?
– Убит.
– В полночь?
– Да.
– Кто… кто это сделал?
– Пока неизвестно. Он был застрелен в спину из револьвера 32-го калибра.
Она поставила на стол бутылку с содовой и подала ему готовый напиток.
– И что это означает для меня?
– Судя по всему, ничего хорошего, – ответил Мейсон.
– Так вы говорите – в полночь?
– Совершенно верно.
– По крайней мере, у меня есть алиби. – Она издала нервный смешок.
– Какое? – спросил Мейсон.
– Вы это серьезно?
– А вы нет?
– Нет.
– В таком случае я советую вам быть серьезной. Где вы были?
– Где я была? – переспросила она. – Я… Но это же полная ерунда! Меньше всего мне было нужно, чтобы с ним что-нибудь случилось до того, как я… как мы получили обратно эти акции.
Она помедлила у бара и достала из него бутылку коньяка.
