– И что же? – спросил Мейсон.
– Теперь я начинаю понимать, что чувствовал сержант Голкомб. Вы не очень-то охотно делитесь своей информацией, верно?
– Я не могу этого себе позволить.
– Почему?
– Я защищаю своих клиентов.
– Вот как. Я как раз хочу поговорить с вами по поводу новой клиентки. Что вы о ней знаете и что она вам рассказала, когда вы встретились?
– Встретились где? – спросил Мейсон.
– В вашем офисе. Вы говорили, что у вас назначена встреча на час ночи.
– Ах это, – ответил Мейсон, как будто только что вспомнив. – Ничего интересного. Не знаю, возможно, она не стала бы возражать, если бы я вам все рассказал, лейтенант, но… Короче говоря, как адвокат, я не могу посвящать вас в ее дела.
Трэгг прищурился:
– Встреча была назначена на час ночи?
– Совершенно верно.
– Она продолжалась, скажем, двадцать или двадцать пять минут… – Он задумчиво посмотрел на свои часы. – Вы отправились сюда сразу же после этого и не потеряли много времени. Откуда вы узнали этот адрес?
– А откуда вы узнали, что Линк убит? – спросил Мейсон.
– А вы? – парировал Трэгг.
– Мне рассказал газетчик.
– А мне сказали в полиции. Я приехал сюда по приказу своего начальства.
– Но вы знаете, как было обнаружено тело?
– Нет. Кто-то позвонил в участок и попросил немедленно прислать наряд.
– Мужчина или женщина?
– Женщина…
– И они выслали наряд?
– Да. Она притворилась, что звонит из этого домика, будто бы снаружи лезут воры.
– Почему вы решили, что она вас обманула? – поинтересовался Мейсон. – Возможно, это была подружка Линка. И воры действительно лезли.
– Линк умер незадолго до этого звонка, – сухо ответил Трэгг.
– Откуда такая уверенность?
– Это слова врача, а не мои. Свернувшаяся кровь, трупное окоченение, всякие мелкие детали. Они установили, что он скончался около полуночи, и вряд ли они намного ошиблись. Хорошо, что мы приехали довольно быстро. Завтра утром они определили бы, что смерть наступила в интервале между десятью часами вечера и часом ночи. Теперь же погрешность составляет не больше нескольких минут. Берите ровно полночь, и вы не ошибетесь.
Мейсон спросил:
– А об Эстер Дилмейер не узнали чего-нибудь нового?
– Нет. Мне пришлось бросить это дело. Насколько я знаю, с ней все будет в порядке. Так, значит, вы не догадывались, что у Линка могут быть проблемы со здоровьем?
– Вы полагаете, я приехал сюда, чтобы найти труп? – возмутился Мейсон. – Нет уж, спасибо. С меня хватает других забот.
Трэгг некоторое время разглядывал адвоката, потом почесал голову за левым ухом.
– Вы встречаетесь со своей клиенткой и мчитесь сюда. Некто предполагает, что Эстер Дилмейер – одна из ваших свидетельниц, Линк – еще один свидетель, и открывает на них сезон охоты. Похоже, кому-то очень не хочется, чтобы вы выиграли дело.
Мейсон сказал:
– Если найдете какой-нибудь факт, указывающий на то, что это убийство как-то связано с делом Эстер Дилмейер, дадите мне об этом знать?
– Если вы расскажете мне о том, что известно вам.
Мейсон пожал плечами:
– Что ж, я пытался с вами сотрудничать. Увидимся позже.
– В этом можете не сомневаться, – мрачно заверил его Трэгг.
Мейсон позаботился о том, чтобы без особой спешки завести автомобиль, и не прибавлял газа до тех пор, пока не отъехал от дома на добрых полмили.
В ночном ресторане на бульваре был телефон, и Мейсон позвонил в Гастингский мемориальный госпиталь, попросив позвать доктора Уиллмонта.
Он ждал больше минуты, прежде чем услышал в трубке голос Уиллмонта.
– Это Мейсон, доктор. Что вы узнали насчет Эстер Дилмейер?
– Она выкарабкается.
– Конфеты были отравлены?
– Да. Яд присутствовал во всех конфетах.
– Что это за яд?
– Если судить по симптомам пациентки, – сказал доктор Уиллмонт, – и по тем тестам, которые мы успели выполнить, это одно из производных барбитурата, возможно веронал. Вещество имеет слегка горьковатый привкус, который практически незаметен в горько-сладких конфетах. Оно обладает снотворным действием, но есть большая разница между медицинской и летальной дозами. Обычно выписывают от пяти до десяти гран. Как правило, этого достаточно, чтобы заснуть. Смерть наступает при дозе от шестидесяти гран и выше, хотя бывали случаи, когда человек выживал после трехсот шестидесяти гран. При дозе в двести гран летальные исходы довольно часты. Мы не успели всесторонне проанализировать конфеты, но, судя по запаху и другим факторам, в середине каждой из них находится от пяти до семи гран вещества. Очевидно, она ела их довольно медленно, поэтому получился интервал между первыми десятью или двадцатью гранами и последующей дозой: к тому времени, как она проглотила смертельную дозу, часть отравы уже успела нейтрализоваться.
– Вы уверены, что все было именно так? – спросил Мейсон.
– Вполне уверен, об этом говорит и исследование конфет, и состояние пациентки. Ее лицо вздуто, дыхание медленно и затруднено. Рефлексов нет. Зрачки слегка расширены. Температура повышена примерно на градус. Мое мнение, что это веронал, и доза его была приблизительно пять гран в середине каждой конфеты. В общем она приняла около пятидесяти гран. Если это так, то вполне вероятно, что она поправится.
Мейсон сказал:
