Дело Локвудов - [136]

Джордж Локвуд разделся и лег в постель, уверенный в том, что едва он погасит свет, как усталость, точно наркотик, возьмет свое. Но заснуло лишь его тело. Его руки, вытянувшиеся вдоль туловища, и совершенно прямые ноги придавали ему в эту минуту вид мертвеца, лежащего в морге. Хотя он уже не молод, он еще ни разу по-настоящему не смотрел смерти в глаза. Всю войну он прослужил за одним и тем же письменным столом в штабе коменданта погрузки войск на суда. Он никогда не видел, как убивают, и никогда не стоял у одра умирающего естественной смертью. Самоубийство Энсона Чэтсуорта выглядело нелепой и страшной шуткой, одной из студенческих проказ. Мальчика, напоровшегося на пики, которыми была утыкана ограда, Джордж даже не знал в лицо. Агнесса Локвуд, умирая, не позвала его проститься, а он не захотел входить к ней непрошеным. И тем не менее смерть постоянно сопутствовала ему. Он никогда не осуждал дедушку за убийство тех двух человек, что угрожали его жизни. Будь он на его месте, в той же ситуации, он поступил бы так же. При жизни Агнессы он желал ей смерти, и она это знала; тем самым он фактически обрек ее на смерть. Он никогда не умел притворяться, делать вид, что жалеет слабых, и тем более не намерен был притворяться теперь, когда его брат из-за слабости без всякой необходимости убил женщину, потому что она была его слабостью и его силой. Ведь это же так. Поступок Пена был крайним, конечным, неизбежным проявлением слабохарактерности человека, всю жизнь прикрывавшего свою слабость добротой, которую он предлагал миру, лишь бы мир не судил его слишком строго или же не судил вообще. Ничто в жизни Пена (как и вся его жизнь) не может вызвать искренней печали. Найдутся, конечно, люди, которым взгрустнется, но это будут те, кто, как и Пен, вступал в ту же сделку с миром. А кто из людей, хорошо знавших Пена, будет скорбеть об его смерти? Мутноглазый дворецкий, воровавший у него вино? Уилма, его жена? Но разве она не выдала себя, когда заявила, что положение женщины в такой ситуации хуже, чем положение мужчины? Ту женщину она пожалела, а Пена — нет. Удивление, нервное возбуждение, замешательство, боязнь публичного скандала — все это побудило ее искать облегчения в сексе. Впрочем, такое же воздействие вполне могла оказать на Уилму и ее неудовлетворенность встречей с молодым любовником. Поступить честно и благоразумно значило для Джорджа встретить испытания ближайших нескольких дней с достоинством и деловитостью. Парадоксально, но факт, что скандальные обстоятельства, приведшие к кровавым событиям прошедшей ночи, облегчали ему именно такое поведение. Да, он сумеет продемонстрировать людям образец мужества и самообладания. «Я им еще покажу», — пробормотал он. Эта мысль успокоила его, и он заснул.

Спустя четыре часа Джордж Локвуд проснулся с ощущением свежести в голове. Завтракать по-настоящему было еще рано, поэтому он попросил только кофе. Заказ был тотчас же выполнен, кофе оказался уже готовым.

— День тут начинают с того, что варят кофе, — объявил коридорный. — Каждое утро, пока еду в надземке, говорю себе: вот приеду и сразу выпью чашку доброго кофе. Следующий свежий кофе будет не раньше восьми тридцати — девяти часов.

— Это важно знать, — сказал Джордж Локвуд. Он отметил про себя, что коридорный не выразил ему соболезнования и вообще никак не комментировал вчерашнее скандальное происшествие. Очевидно, Деборио дал своему персоналу соответствующие инструкции. Как бы в подтверждение этого, коридорный отпер дверь смежной комнаты.

— Вот вам вторая комната, сэр, — сказал он и ушел.

Джордж занялся составлением графика телефонных разговоров. Вот этим он любил заниматься. Он был дотошен: подсчитал время, необходимое для каждого разговора, и предусмотрел резерв времени на непредвиденные звонки. К его изумлению, первым человеком, позвонившим ему из города (это было в одну минуту девятого), оказалась Уилма.

— Я только что получила чудесную длинную телеграмму от Бинга, твоего сына. Прочитать? — спросила она.

— Если очень длинная, то не надо, — ответил он. — Я лучше потом прочту.

— Она заняла целую страницу. Но ты должен, я думаю, знать, что он едет сюда.

— Когда?

— По-моему, он уже в пути. У нас ведь разница во времени. Какая?

— В Калифорнии на три часа меньше, чем у нас. Когда здесь восемь, там — пять. Он едет в Нью-Йорк или еще куда-то? Мог бы сесть в Чикаго на поезд и доехать до Филадельфии, а оттуда — тоже поездом или в машине — добраться до Шведской Гавани.

— Он ничего об этом не пишет. Просто: «Сажусь первый поезд Восток».

— Наверно, пришлет еще телеграмму. Имей в виду, Уилма, что я пробуду здесь все утро, и не забудь про Шервуда Джеймса. В том номере у меня еще один телефон.

— Об этом я уже забыла, но теперь буду помнить, — сказала она.

Весь день, следуя графику и время от времени внося в него поправки, он разговаривал с адвокатами, похоронным бюро, чиновниками административных служб, друзьями Деборио и с Дэйзи Торп из своей конторы. Все служащие вышли на работу, но он отослал их домой, оставив только Дэйзи. Всякий раз, когда он чувствовал, что у него образуется короткая пауза, он придумывал себе какое-нибудь занятие: ему не хотелось оставаться без дела, ибо безделье возвратило бы его к мыслям о сыне. За всю истекшую ночь, начиная со звонка Джеральдины, он ни разу не подумал о Бинге и ни разу ему не пришло в голову известить его, установить с ним прямую или косвенную связь. Как будто Бинга вообще не существовало. Время от времени в памяти всплывали имена школьных товарищей Пена, его знакомых в деловом мире — мужчин и женщин, занимавших в жизни брата большее или меньшее место, но он как-то не подумал о том, что у него есть собственный сын, дядя которого убил женщину и покончил с собой и который имеет право знать подробности. Вероятно, его сын прочитал об этом скандальном происшествии в калифорнийских газетах. Мальчик любил дядю. Они редко виделись, но относились друг к другу добродушно-насмешливо, с ласковой непринужденностью. Смерть Пена и то, как он ушел из жизни, должны были потрясти Бинга, и Джордж вдруг увидел в сыне человека, который будет искренне и глубоко опечален — так искренне и так глубоко, как никто другой.